Для современного литературного процесса в России характерно появление направления, объединившего авторов, пишущих так называемую «православную прозу». Среди писателей этого ряда наиболее известными являются С. Козлов, В. Крупин, Ю. Вознесенская, В. Лихачёв, О. Николаева, И. Богданова, Вс. Филипьев и др. Продолжая традиции «христианского реализма» (в терминологии В. Н. Захарова: «Христианский реализм — это реализм, в котором жив Бог, зримо присутствие Христа, явлено откровение Слова» [Захаров, 2001, с. 17]), которые зародились в романах Ф. М. Достоевского и развились в прозе И. С. Шмелёва, Б. К. Зайцева, В. Максимова, творчество современных религиозных писателей формирует новую жанровую разновидность – православный роман, проникнутый православным миросозерцанием автора, системой евангельских мотивов и кодов, организующих его поэтику.
Произведения В. Чугунова, написанные в традициях русской классической литературы, – образцы реалистического письма, синтезирующего черты художественного и евангельского дискурсов в авторском повествовании. Рассматриваемая нами дилогия «Наследники» написана в жанре семейного романа и содержит интертекстуальные отсылки к творчеству А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, И. С. Тургенева. При этом «евангельский (шире – библейский) текст» в романах «Молодые» и «Невеста» функционирует на разных уровнях художественной структуры: в поэтике заглавия, системе эпиграфов, сюжетно-композиционной и пространственно-временной организации текста.
Заглавие дилогии метафорично и отсылает к двум аспектам образа «наследства» – историческому и духовному. Первый связан с мотивом связи поколений, проблемой «отцов и детей», второй – с мотивом «богосыновства» человека, водимого Божиим Духом. На это указывает эпиграф к роману из Книги премудрости Соломона: «Нетленный Дух Твой пребывает во всём», коррелирующий с изречением апостола Павла, в котором акцентируется тема «богосыновства» верующего: «Ибо все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божии <…> Сей самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы – дети Божии. А если дети, то и наследники, наследники Божии, сонаследники же Христу» (Рим. 8: 14-18). Герои романа – «наследники» длительной эпохи безверия и всех её заблуждений, но в то же время они «наследники» великой русской культуры (не случайно, в романе появляется мотив творчества как жизненного призвания многих героев: Павла, Трофима, Романа Щёкина, Иннокентия Варламова, Ильи и др.) и ценностей православной веры. Мотив духовного родового «наследования» особенно ярко проявляется в образах семьи Иларьевых, три поколения которой – священники.
Первая книга дилогии «Молодые» открывается эпиграфом из «Евгения Онегина»: «Блажен, кто смолоду был молод…». Пушкинское выражение интертекстуально и на структурно-семантическом уровне восходит к Нагорной проповеди: «Блаженны нищие духом <…> Блаженны плачущие…» (см. Евангелие от Матфея. 5. 3-11). Возникающий в эпиграфе мотив счастья как следования определённым человеку путём со своевременным прохождением всех его этапов возводится в статус «заповеди», нравственного закона: «И так постепенно, год от года, менялся лик земли. Только люди, в существе своём, оставались неизменны – так же любили, женились, рожали, страдали, жертвовали и умирали. По-прежнему осень сменяла лето, за зимой наступала весна…» [Чугунов, 2011, с. 5].
Мотив непрестанной смены времён и человеческих поколений восходит к Книге Екклесиаста: «Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки». (Ек. 1:4). Возникающая «екклесиастическая» тема связана с мотивом неисповедимости Божиих путей, которые ведут героев романа Чугунова. Мотив «своевременности» каждого этапа этого пути, который подчёркнут эпиграфом из «Евгения Онегина», также восходит к словам Екклесиаста: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом <…> Все соделал Он прекрасным в свое время, и вложил мир в сердце их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца» (Ек. 3: 1, 11). Таким образом, жизненный путь героев, отраженный в перипетиях романного повествования о поиске любви, призвания, места в обществе, есть пусть постижения Божественной воли. В этом отношении характерно понимание «судьбы» одной из героинь романа, православной девушкой Варей Иларьевой: «Судьба – Суд Божий <…> не в том смысле, что суд, никто нас не судит, а наблюдает и направляет… оттуда» [Там же, с. 120].
Мотив обретения Бога реализован и в поэтике имён основных персонажей романа. Так, центральные мужские персонажи Петр и Павел носят значимые в христианской традиции имена, фонетически напрямую соотносящиеся с апостольскими: Петр Симонов – апостол Петр Симон, Павел Тарасов – апостол Павел из Тарса. Путь каждого из апостолов к обретению веры есть своего рода «модель», «архетип» жизненной судьбы героя. Так, об апостоле Петре, одним из первых призванном к служению, Иисус Христос сказал: «Я говорю тебе: ты — Пётр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её» (Мф. 16:18-19). Подобно апостолу Петру, получившему власть на земле и на небе (ср. «И что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах»), Петя также получает право отпускать грехи именем Христа, приняв священнический сан. Архетипическая «близость» персонажа к апостолу Петру подчёркивается также в эпизоде исцеления тёщи Пети Симонова, Людмилы Ивановны, после принятия им дьяконского сана, что отсылает к евангельскому повествованию об исцелении Петровой тёщи Иисусом Христом: «Нет, это надо же! – как бы в удивлении прислушиваясь к себе, сказала Людмила Ивановна. – Мне в самом деле лучше <…> Отец дьякон, Пётр Григорич, никак от вас Божья благодать коснулась меня» [Там же, с. 608]. Ср. в Евангелии: «Придя в дом Петров, Иисус увидел тещу его, лежащую в горячке, и коснулся руки ее, и горячка оставила ее; и она встала и служила им (Ему)» (Мф. 8:14-15).
Путь Павла Тарасова к обретению Бога сложен и не завершён в рамках романного повествования. Подобно апостолу Павлу, обретшему веру в Христа уже в зрелом возрасте после испытаний, герой также идёт к своей «осанне» через «горнило сомнений», переживая искус «страстной» любви к Полине, увлечение литературой, музыкой.
«Внутренний» сюжет книги «Молодые» – духовное «взросление» как обретение веры. Для современного героя автор предлагает несколько путей восхождения к Богу. Один из них – истинное творчество, поэтому не случайно, что религиозные и «ищущие Бога» герои у Чугунова – творческие личности: Трофим Калиновский, Иннокентий Варламов – писатели, Роман Щёкин – музыкант, Илья – художник. В уста своего героя Иннокентия Варламова автор вкладывает, очевидно, собственное понимание творчества как пути постижения Духа: «…настоящее творчество религиозно, любовь к слову – онтологична, а филология – не наука, а подвиг трезвения и смирения в предварении сияний и блесков Ипостасного Слова!», смысл творчества – «в вопрошении о предназначении» [Там же, с. 284-285].
Второй путь обретения веры – любовь, но не «любовь земная» (любовь-наслаждение), а «любовь небесная», то есть любовь-самоотречение. Образом подобной любви в романе служат не только взаимоотношения между мужчиной и женщиной (сюжетная линия Вари и Пети Симонова), но и подвиг деятельной любви матушки Олимпиады, относящейся к своим духовным чадам как к собственным детям. «Так если Бог есть Любовь, к кому же Ему быть ближе, как не к ней» – замечает один из героев романа [Там же, с. 403-404].
История взаимоотношений Вари и Пети – рассказ о преображении земной, страстной любви в союз, основанный на началах глубокой любви к Богу и благодарности за данное счастье. Не случайно в сюжетной линии Пети и Вари возникают мотивы неба и небесного света, сопровождающие самые напряжённые минуты их жизни: «Глянув в удивительно звёздное небо, [Петя] сказал так, словно его там могли услышать: «Варя, милая моя, я твой навеки!» [Там же, с. 121]; «Господи, я никому в обиду Варю не дам – обещаю» [Там же, с 323]. Перед первой (добрачной) близостью, которая осознаётся религиозно настроенной сестрой Вари Катей как «блуд», герои совместно молятся, прося благословения на совместную супружескую жизнь. После молитвы в тексте возникает мотив небесного света – как бы зримого воплощения присутствия Божественного благословения: «И когда восклонился, показалось, как бы светлее стало в комнате. И не свет это вовсе, а какое-то неяркое, фиолетово-образное сияние» [Там же, с. 248].
Если «страстная» любовь Вари и Пети постепенно преображается в истинно христианский союз, то взаимоотношения двух других героев - Павла и Полины – остаются в круге болезненной одержимостью страстью. Телесная близость Вари и Пети сопровождается мотивом обращения к горнему миру, Богу, в основе же взаимоотношений Павла и Полины – образ грехопадения. Не случайно упоминание в этом контексте локуса их встреч – тёмного колхозного сада, который архетипически восходит к образу райского сада, в котором случилось падение Адама и Евы. Плотская близость героев воспринимается Павлом как нечто «ужасное», преступное, греховное: «Ужас заключался в том, что всё произошло нелепо, мерзко <…> Полина, словно очнувшись от обморока и сообразив, что произошло, зарыдала. Поднялась и так, крича в голос, пошла прочь из тёмного колхозного сада, где всё это ужасное произошло. А он шёл рядом <…> чувствуя себя преступником» [Там же, с. 169].
Для понимания внутреннего сюжета романа как пути человека к Богу важен также христианский календарь, как бы задающий вектор движения героев. Так, действие первого романа «Молодые» начинается весной 1975 года, в пасхальную неделю. Пасхальный архетип вводит в текст мотив «совоскресения» падшего человека совместно с Христом, очищения от грехов. «Пасхальность» в романе «Молодые» связана с образом Пети Симонова, который через любовь к Варе приходит к вере: совлекается «ветхого человека» и обновляется для новой жизни во Христе.
Второй роман дилогии «Невеста» начинается 8 января 1982 года – в праздник Рождества. В центре внимания автора уже не фигуры Пети и Вари Симоновых, а Павла Тарасова и Пашеньки Иларьевой. Перенесение акцента со смерти и Воскресения Христа на Его приход в мир в контексте романного повествования может говорить о доминировании мотива земных надежд и упований героя (Павла) на преображение собственной жизни. В основе «рождественского архетипа» лежит вера в чудесное, поэтому Павел надеется, что нечаянный поворот в судьбе, пусть даже это будет измена жены Насти, избавит его от несчастливой семейной жизни: «Думал, застану – и виват Москва! <…> начну новую жизнь» [Там же, с. 668]. Встречу с Пашенькой герой также воспринимает как «неслучайную» [Там же, с. 674], некое чудо, обетование новой судьбы. Однако Пашенька, с позиций христианского миропонимания, указывает Павлу на необходимость искать земное счастье не в любви-наслаждении, а в самоотречении, в восстановлении семейного счастья с Настей.
«Мысль семейная» становится одной из центральных тем романа «Невеста», который открывается эпиграфом из Песни Песней: «Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе» (Песн. 4:7). Образ «невесты» в Песни Песней – символическое обозначение Церкви Христовой. Однако данное истолкование не отменяет и другого аспекта понимания библейского текста: Песня Песней – это сборник свадебных песен, провозглашающих Божественный замысел относительно таинства брака: освятить супругов таким образом, чтобы их взаимная любовь привела их к глубокой, даже мистической встрече с Богом.
Образцом таких брачных отношений в романе являются союзы трёх поколений Иларьевых (батюшки Петра и матушки Таисии, Николая Петровича и Людмилы Ивановны, Пети и Вари), супругов Калиновских. Именно в этих союзах достигается полнота единства супругов как духовное единство, т.е. единство веры, единство в Духе Святом; душевное единство – единство и открытость в мыслях, чувствах, намерениях; физическое единство – супруги принадлежат друг другу. Абсолютизация последнего аспекта (физической близости) и недооценка важности духовного единства в романном пространстве приводит к разрушению семьи. Так распадаются союзы Аркадия Симонова и Веры, Романа Щёкина и «американки», Павла и Насти. В своей «Исповеди» Павел Тарасов излагает свои, основанные на опыте ошибок, размышления о сущности семьи, счастье и любви, которые близки христианским представлениям: «Счастье есть непременное условие благополучия семейной жизни <…> это что-то вроде награды за преданность, верность, деятельно проявленную любовь друг к другу» [Там же, с. 669]. Павел говорит о целомудрии как важном качестве личности супругов, что коррелирует с мотивом «чистоты» невесты из эпиграфа к тексту. «Сохранение добрачной чистоты» [Там же, с. 670] является основой семейного благополучия, иначе любовь как взаимное доверие превращается в «любовь-ревность», «ненормальную и мучительную», из-за которой люди «друг друга терзают, рвут сердце на части» [Там же, с. 674].
Образ «невесты» в романе связан не только с мотивом земного брака, но и с мотивом «священного» брака как союза души с Богом. Главный вопрос, волнующий юную Пашеньку: можно ли спастись в современном монастыре. Так в тексте возникает мотив «невесты Христовой», реализованный в образах матушки Олимпиады, келейницы Елизаветы и Пашеньки. Но если для первых двух героинь монашество является уже свершившимся фактом их судьбы, то для Пашеньки это лишь возможная перспектива, которая выглядит наиболее убедительной в логике романного повествования. Пашенька последовательно отвергает всех «женихов», каждый из которых предлагает героине определённый тип будущего: Андрей – судьбу Вари, матери и бабушки, но только без любви; Мокий Федулович – материальное благополучие; Савва Юрьевич – искушающую возможность «исправить» грешника своей любовью; Виктор – защиту и «крепкое плечо». Пашенька не соглашается на брак без любви, но в то же время не может стать женой Павла, так как для неё, православной христианки, союз с женатым человеком был бы прелюбодеянием.
Характерно, что в поэтике имени героини заложена потенция двух направлений её дальнейшей судьбы: семейного самоотречения и монашеского служения, пути «девства». В православной традиции имя Павла принадлежит двум святым: благочестивой Павле (память 26 января/ 8 февраля), которая была доброй супругой и матерью пятерых детей, и святой деве-мученице Павле Кесарийской (память 10 февраля), пострадавшей за Христа при императоре Максимиане II Галерии. Кроме этого, следует отметить и общность имён Павла, Полина и Павел (восходят к лат. paulus – «маленький»), указывающую на глубокое родство душ. В пространстве романа женские персонажи выступают своего рода «двойниками» разных внутренних состояний души героя, идущего от страстной любви (которую воплощает образ Полины) к «любви небесной» (Павле-Пашеньке).
Таким образом, в поэтике романа В. Чугунова христианские культурные архетипы пронизывают всю художественную структуру, создавая определенные условия восприятия текста читателем. Реализации читательских ожиданий служат следующие элементы поэтики: заглавие, эпиграфы, отсылающие к Священному Писанию, сквозные образы, мотивы, явные и скрытые цитаты, аллюзии, реминисценции на евангельский текст и т. п. Отображая духовную жизнь советских людей, роман В. Чугунова выражает то, что свойственно христианскому архетипу «пути»: следование человека за Христом. С этим связаны мотивы поиска героями своего места в жизни, обретения себя через любовь, творчество, осознания своего предназначения. В результате бытовой план романного повествования дополняет метафизический и подчиняется ему, помогая раскрытию идеи произведения.
Библиографический список
- Библейская энциклопедия: [труд и изд. архимандрита Никифора].- [Репринт. изд.]. М., 1991.
- Библия: книги Священного писания Ветхого и Нового Завета: Канонические: В рус. пер. с парал. местами и прил. – Барнаул, 1999.
- Есаулов И. А. Пасхальность русской словесности. М., 2004.
- Захаров В. Н. Христианский реализм в русской литературе (постановка проблемы) // Евангельский текст в русской литературе XVIII—XX веков: цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр / Сб. научных трудов. Вып. 3. Петрозаводск, 2001. С. 5-20.
- Чугунов В. А. Наследники. Нижний Новгород, 2011.