Важнейшая неотъемлемая составляющая творчества Александра Блока, как и многих других русских писателей и поэтов, – обращение к священному лику Спасителя.
Конечно же, ничего удивительного в этом нет. Образ Христа, как справедливо отмечает М. Лосская-Семон, «стоит в центре нашей культуры, как высший идеал красоты»: «Наше искусство тяготеет к образу Христа-Спасителя, даже когда оно отталкивается от него, спорит с Ним!» [1, с. 28]. Удивительно другое. На протяжении десятилетий авторитетные исследователи размышляют об отношении А.А. Блока к фигуре Спасителя, число взвешенных, аргументированных, восхищающих своей логической стройностью научных работ растёт… Однако вопросов меньше не становится, хотя, казалось бы, дано столь много вразумительных ответов…
Что значил Христос для Блока-поэта? Какое место занимает Спаситель в его художественном мире? Почему на протяжении всего творческого пути этого поэта его лирический герой с такой настойчивостью искал «защиты у Христа»?
Одним из многочисленных подходов к постижению своеобразия творческой индивидуальности поэта следует признать аспект, основанный на выявлении глубин общекультурного знаменателя, связанного с православно-христианской антропологией. Об этом свидетельствуют многие факторы, ставшие основой фундамента творческой личности А.А. Блока – гениального поэта, глубочайшего мыслителя и провидца глобальных перипетий в истории человечества. Фигура Спасителя, органично введенная в художественную ткань многих произведений, как нельзя нагляднее подтверждает мысль о том, что Александр Блок всю свою искрометную творческую жизнь болел существованием Сына Божьего.
Безусловно, Христос в поэтике Блока – не евангельский образ. Зачастую это лик иллюзорный, как бы «скользящий» по художественному пространству произведений и являющийся отражением разъедающих духовных сомнений, столь характерных для творческой личности поэта.
Блоковский Христос возникает чаще всего на уровне реминисценций, поэтико-философских раздумий лирического героя, заставляющих читателя углубиться в подтекстные размышления.
«Богоискательство» поэта, которое, вне сомнения, существовало на разных этапах его творческого пути, зачастую имеет слишком внешние, не вполне конкретные очертанияа. Христос почти всегда представлен у Александра Блока трансформированным, с явно выраженными «авторскими» чертами, что позволяет поэту дерзко сопоставить своего лирического героя, устремления которого так близки ему самому, с фигурой Христа, как это происходит в цикле «Осенняя любовь» (1907).
Поэтический текст состоит из трех композиционных отрывков, в каждом из которых последовательно прослеживается изменение направленности духовных устремлений лирического героя, в жизни которого наступает тот переломный момент, когда человек задумывается о сущности своего земного бытия, пытаясь найти некую опору, необходимую для обретения душевного равновесия.
Первая часть цикла («Когда в листве сырой и ржавой…») открывается колоритной пейзажной зарисовкой: семантическое простанство ранней осени организует описание «сырой» и «ржавой» листвы, алой грозди рябины.
Лирический герой представляет миг, когда закончится его земной путь, который будет оценен «сквозь кровь предсмертных грез». Пограничность состояния героя – между жизнью и смертью – акцентируется семантически емким микрообразом реки: река считается «символом необратимого потока времени», «потери и забвения», «преграды, разделяющей два мира», дороги в страну мертвых [2, с. 57]. Священной водою рек крестят при первом крещении, смывают грехи, очищают не только тело, но и душу [2, с. 57]. Неслучайно в первой части цикла «Осенняя любовь» именно река – путь, на котором происходит встреча с Богом.
Поэтическое пространство от начала стихотворения до кульминационной части – появления Иисуса Христа, направляющегося к лирическому герою, – заполнено панорамными картинами русской природы. Реки отражаются свинцовой рябью, небо названо сырой и серой высотой; место действия просторно, раскинуто вдаль. Нельзя не учесть, что вся воспроизведенная в стихотворении лексика пейзажа до появления Христа оформлена в сложных синонимических конструкциях с однородными придаточными условия, – это указывает на неслучайность возникновения главного образа. Создается впечатление, что эти три предложения, словно три перста при молитве, подготавливают обращение к Богу; четвертое – обобщающее с союзом «тогда» – замыкает вступление, словно образуя текстовую модель креста.
Абрис креста дублируется также текстовой моделью: вертикаль высоты (строфы 2, 5) разбивается горизонталью простора (строфы 3, 5).
Далее состояние Христа А. Блок оценивает как очень знакомое, понятное и близкое его лирическому герою. Два образа невероятно близки: у Спасителя и героя одна печаль, оба они – на распятой высоте и каждый из них «изнемогает на кресте».
Следует обратить внимание на некую двоякость прочтения строфы «В глазах такие же надежды». С одной стороны, можно предположить, что герой максимально прочувствовал, что испытал Христос на Голгофе, ведь принимая на себя обличье Иисуса, лирический герой испытывает и его страдания:
Христос! Родной простор печален!
Изнемогаю на кресте!
С другой стороны, указательные слова в конструкциях «такие же надежды», «то же рубище» можно трактовать как «те же самые» – быть может, по мысли автора, Христос вновь проходит свой земной путь, но уже в другую эпоху, современную поэту? Таким образом, в стихотворении сконцентрировано два временных пласта – раннее христианство и начало ХХ века.
Органичность встречи Спасителя и лирического героя усиливается преобладающей в стихотворении цветовой гаммой, представленной оттенками красного (ржавая листва, алая гроздь рябины, «кровь предсмертных грез») и серого («над рябью рек свинцовой, в сырой и серой высоте»).
Подобное сочетание цветов символично. Красный цвет связан с Божественной любовью; он олицетворяет Святой Дух в день Святой Троицы, поскольку напоминает языки пламени [2, с. 365-366]. Согласно христианской традиции, красный цвет – «символ огня, Страстей Господних, Божьей любви и гнева» [3, с. 35].
Символика серого цвета – «отречение, смирение, меланхолия» [4]; ему приписывается ассоциация со смертью (цвет праха), трауром, душой.
Таким образом, цвета, использованные поэтом, словно высвечивают сущность лирического героя (покорность, смирение, самоуничижение) и плывущего к нему Христа (Божественная любовь, милосердие).
Александр Блок стремился глубоко прочувствовать и осмыслить культовый облик христианства. Представляя Спасителя как одного из своих «двойников», лирический герой не забывает о его Божественной сути. Может быть, оттого в финале стихотворения слышится сомнение в том, достоин ли он Христа:
И челн твой — будет ли причален
К моей распятой высоте?
Ответ читателю предстоит найти в последующих фрагментах цикла «Осенняя любовь».
Вторая часть снова начинается описанием природы. Это уже более поздняя осень, мрачная и неприглядная:
И вот уже ветром разбиты, убиты,
Кусты облетелой ракиты.
Ракита (ветла, ива) [5, с. 414] – весьма показательный микрообраз. Обратимся к «Словарю символов»: плакучая ива символизирует горе и смерть, не случайно ее изображение присутствует на картинах, изображающих распятье. Несмотря на то, что с ивы может быть срезано большое количество ветвей, она все равно продложает цвести, – именно поэтому это растение служит символом Евангелия, остающегося неизменным [2, с. 145]. Кусты ракиты у А. Блока «убиты, разбиты» – а значит, вера лирического героя основательно подорвана. Его по-прежнему удручает земной путь, хотя надежда на лучшее еще теплится в сердце героя.
Но в темных орбитах
Взглянули, сверкнули глаза невозможным…
Однако очередной пейзажный штрих не дает развиться этому робкому чувству:
Но смятые травы
Печальны
И листья крутятся в лесу обнаженном…
Как и в первой части цикла, герой вновь стремится подвести итог прожитых им лет, воплощением которых становится «бывалое солнце».
Лирический герой о многом сожалеет («Тебя мне все жальче и жальче…»), и все же с нетерпением ждет перехода в мир иной.
В третьей части цикла этот момент неумолимо приближается. Возникает один из атрибутов отмеренного времени [2, с. 59] – горящая свеча. Свет ее слаб, а значит время, отмеренное лирическому герою, истекает. Опускается вечер – «символ старости, осени. Вечер несет на себе печать усталости от трудов и пристального взгляда на труды свои» [2, с. 60].
Близится ночь («И мерим ночные дороги…») – символ физической смерти [2, с. 60]. Взгляд на мир кардинально меняется: ни сомнения, ни усталось больше не преследуют лирического героя, он спокоен.
Предаваясь «восторгу мятежа», в «сияющий вечер» он пирует с прекрасной незнакомкой, которая святотатственно подменяет собой идеал Спасителя, столь привлекавший героя в первой части. Примечательно, что в облике ее подчеркиваются практически те же детали, которыми поэт ранее обрисовал Христа:
руки (Ладонь, пробитая гвоздем… ↔ Холодные плечи),
глаза (В глазах – такие же надежды ↔ И теплятся очи, как свечи Ночные),
одежда (И то же рубище на нем… ↔ Но в темном плаще не узнают…).
Контраст разителен: неомраченное, живое сменяется темным, неестественным, безжизненным. Светлый облик Спасителя кощунственно трансформируется в верноподданную «темного рая», овеянную холодом и мраком («холодные плечи», «холодные губы», «страшная сказка», темный рай, темный плащ, «свечи ночные»). Но для лирического героя это сумрачное существо становится кумиром:
Ты будешь мне светлой звездой!
Звезда издревле служила олицетворением вечности, а позднее стала символом высоких стремлений [2, с. 9]. Выбрав себе новый идеал, подменив ценности, герой максимально отдаляется от намеченной в первой части духовной перспективы. Обратный путь уже невозможен.
Как видим, герой цикла «Осенняя любовь» не справился с соблазнами: он не сумел отказаться от земного, страстного.
Подобные мотивы еще не раз будут звучать в лирике Александра Блока – вспомним хотя бы стихотворение «Измучен бурей вдохновенья» (1910), в котором будто синтезированы размышления лирического героя, развернутые в цикле «Осенняя любовь»: cv
Мне непонятно счастье рая,
Грядущий мир, могильный мир…
Назад! Язычница младая
Зовет на дружественный пир!
На протяжении всего творческого пути Александр Александрович Блок будет описывать духовные метания лирического героя, во многом близкие ему самому, и искать пути преодоления духовного кризиса, охватившего Россию того времени.
Священный молитвенный пласт поэтики А. Блока часто отступает от Православной традиции и сложившегося под ее влиянием мощного культурного базиса русской словесности: поэт нередко позволяет себе приснесение недопустимой страстности в Божественную сферу. Во многом отсюда – вечный, «ночной», туманный колорит его произведений, прочно сформировавшийся блоковский взгляд на имидж поэта-Бога и поэзию в целом. Кроме того, ощущение Апокалипсиса, который А. Блок обостренно воспринимал и почти физически чувствовал, неуклонно приближало его самого как многогранную личность к состоянию «двойничества», настойчиво формировало некую «разорванность» его творческого состояния.
Подлинная трагедия поэта видится в глубочайшем противоречии между земным и небесным, в невозможности для него обрести небесное в земном, то есть ощутить истинную духовную гармонию и душевную тишину в противовес извечной музыке, бесконечно переполнявшей его.
Библиографический список
- Лосская-Семон М. Несколько слов по поводу религиозного призвания русской литературы // Русская литература. 1995. №1.
- Энциклопедия символов. /Е.Я. Шейнина. М.:ООО «Издательство АСТ»; Харьков: ООО «Торгсин», 2002.
- Вовк О.В. Энциклопедия символов/ О.В. Вовк. М.: Вече, 2006.
- Энциклопедия знаков и символов [Электронный ресурс]. URL: http://www.znaki.chebnet.com/s10.php?id=1098 (дата обращения 03.10.2015)
- Словарь синонимов русского языка: В 2 т. Т. 1: А – Н / ИЛИ РАН; Под ред. А.П. Евгеньевой. М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2003.