Художественный диалог Великобритании с представителями других континентов и народов продолжается со времен становления европейских наций и национальных культур. Первым романом, посвященным судьбе туземца и созданным «накануне» эпохи Просвещения, стало небольшое по объему произведение английской писательницы Афры Бен «Оруноко» (1688). Его действие разворачивается в двух отдаленных от Англии пространствах – на Золотом берегу (территория современной Ганы), откуда европейские торговцы веками вели торговлю рабами, и в Суринаме, стране, которая была колонией Англии, а с 1667 года – Нидерландов. Романистка воспроизводит трагическую судьбу африканского принца, «благородного дикаря» Оруноко и его возлюбленной Имоинды, сочетая «чрезвычайно романтизированные детали с жестко графическими описаниями колониальной жизни Суринама» [1, с. 2], что позволяет определить это произведение как «роман, направленный против рабства» [2, с. 20]. Исследователи отмечают, что «Оруноко» содержит черты барокко, Ренессанса и реализма [3; 2; 4, с. 35], а также особенности двух жанровых типов романа – novel и romance. Художественная амбивалентность произведения доказывает, что А. Бен, находясь у истоков просветительского романа, была среди первых в решении поетологичних задач, связанных с романным жанром.

Чрезвычайно важно, что Оруноко, центрального персонажа произведения, можно считать первым имагологическим образом английской романистики Нового времени. Писательница дважды находилась в Суринаме достаточно длительное время (в детстве с родителями и в молодые годы со шпионской миссией) и хорошо знала жизнь колоний и местных жителей, тему рабства и работорговли. Предшественница просветителей сделала попытку показать туземца-африканца не как олицетворение уродливого, коварного начала в человеке, а как равного европейцам по человеческим качествам. Она выразила такие черты Оруноко, как его свободолюбие, физическая сила и выносливость, мужество и стойкость характера, которые ассоциируются с этническими стереотипами мужчин африканского происхождения. Между тем, амбивалентность образа Оруноко заключается в том, что в структуре его характера определяющим является ориентир на стереотип английского аристократа, который был «способен царствовать хорошо и управлять мудро, имел прекрасную душу, как и политические максимы, и чувствовал власть, как любой принц, воспитанный в изысканных школах…» («capable even of reigning well, and governing wisely, had a great soul, as politic maxims, and was sensible of power as any prince civilized in the most refined schools…» [5, с. 80]. Емоинда также изображена согласно гендерному стереотипу английской леди – благородного происхождения (дочь военного), красивая и скромная, с хорошими манерами и преданной душой. К тому же, в отличие от африканской полигамной семьи, центральные персонажи стремятся жить в браке в соответствии с европейскими обычаями. В целом, учитывая относительность и изменчивость расовых и этнических стереотипов, считаем, что А. Бен в «Оруноко» впервые обозначила матричные характеристики позитивной идентичности африканцев.

Заслугу английской писательницы в формировании проблематики инонациональной идентичности можно подчеркнуть, сравнивая её роман с произведениями ее современников и писателей последующих поколений, в которых персонажи инонационального происхождения имеют другие функции и смысловые нагрузки. Например, в первом английском просветительском романе Д. Дефо «Приключения Робинзона Крузо» значительная роль в персонажной системе принадлежит Пятнице. Однако функция этого персонажа-африканца сведена к раскрытию основной идеи произведения – обоснованию «экономического индивидуализма» Робинзона Крузо. Как метко отмечает английский исследователь Ян Вотт, «Остров Крузо дает ему laissez-faire (невмешательство – О.Б.), в котором нуждается человек-экономист для реализации своих целей. При внутренних рыночных условиях, налогообложение и проблема трудовых ресурсов делают невозможным одно-личностный контроль за всеми аспектами производства, распределения и обмена. Вывод очевиден. Следуйте зову широких открытых территорий, откройте остров, который является необитаемым, потому что он лишен владельцев или соперников и постройте там собственную Империю с помощью Пятницы, не требующего вознаграждения, зато облегчающего бремя белого человека» [6, с. 86-87]. Таким образом, в романе Д. Дефо персонаж-африканец вписан в экономическую модель эпохи Просвещения, и, несмотря на то, что действие происходит, как и в произведении А. Бен, между Африкой и Южной Америкой, африканский мотив не имеет самостоятельной смысловой нагрузки, а является составляющей европейской экономической модели.

В эпоху Просвещения география инонациональной образности значительно расширяется. Тематически не только английская, но и другие европейские литературы, кроме африканского континента, осваивают Ближний и Дальний Восток. Расширение разноплановых контактов со странами Востока побуждает европейцев к изучению восточных языков, затем появляются грамматики турецкого, персидского, китайского и других языков, разворачивается широкая программа перевода восточной литературы. Сборник «Тысяча и одна ночь», который стал фундаментом новоевропейских представлений о Востоке, был сначала переведен на французский язык Антуаном Галланом в 1704-1717 годах, и почти сразу – на английский язык (первый английский перевод Джонатана Скотта вышел в свет в 1711 году).

В английской литературе ХVIII века ориенталистские мотивы служат иллюстрацией философских теорий, а также способствуют познанию собственного национального менталитета. Значительным художественным открытием можно считать «Персидские письма» французского писателя Ш.Л. де Мотескье (1721), в которых с воображаемой персидской точки зрения был воспроизведён французский образ жизни. Следуя Монтескье, представитель английского сентиментализма Оливер Голдсмит пишет «Гражданин мира, или письма китайского философа» (1762), где в виде писем представителя китайской нации представлено подробное и крайне критическое видение Англии того времени и английской столицы. Введение дистанцированного Другого в художественный текст показало расширение эстетических функций инонациональных персонажей – они становятся рассказчиками, которые знакомят читателя, в первую очередь, отечественного, с собственными национальными стереотипами.

Эстетическое освоение Востока становится особенно интенсивным в период предромантизма. Английские предромантики делают попытку передать истинно восточный колорит – природы, мировоззрения, психологии человека. Одной из вершин ориентализма ХVIII века считают повесть Уильяма Бэкфорда «Ватек» (1782). Произведение является стилизацией под арабскую сказку с элементами готического романа: атмосфера тайн и ужасов, универсализации иррациональности бытия создана в условиях восточных локусов – действие происходит в Вавилонии (территория Ирака), в городе Самарре, в роскошном дворце халифа Алькорреми с пятью дополнительными строениями и огромной башней. Центральный персонаж Ватек выведен восточным тираном, автор воплотил в нём такие достаточно стереотипные в то время представления о Востоке, как жестокость нравов, жажда наслаждения и роскоши. Ватек выступает олицетворением патологической жестокости и непомерной гордыни, неограниченной власти и стремления к сверхчеловеческому величию. В целом, полностью обоснованным является определение произведения как ориентального романа ужасов. Однако его значение этим не ограничивается. На наш взгляд, во-первых, В. Бекфорду удалось выйти за пределы готической поэтики, поскольку его персонаж не просто олицетворяет готического злодея, пусть и в восточных декорациях, он, можно утверждать, является «восточным Фаустом», одержимым желанием «познать даже те науки, которых не существует, проникнуть в тайны Неба» [7, с. 504-505]. Во-вторых, картины восточного города и роскошной жизни замков перерастают функцию художественной декорации. Каждый из дворцов халифа Ватека является символом какой-либо сферы восточной жизни – бытовых и повседневных обычаев, музыки, поэзии, науки, музейных ценностей, отношений между мужчиной и женщиной. Писателю удалось создать целостный художественный образ Востока, отобразить своеобразие религии, мифологии, философии, различных искусств. «Ориентализм Бэкфорда разрушал традиционную просветительскую поэтику и утверждал принципиально новый взгляд на Восток, – считает российская исследовательница Б.Р. Напцок. – Он доказывал ценность ориентальной культуры <…> и отстаивал расширение понятия культурных ценностей» [8].

На наш взгляд, ориенталистские мотивы повести, утверждают уникальность восточных цивилизаций, достигают уровня мифологизации повествования. Речь идет, прежде всего, об элементах мусульманской мифологии. Однако, В. Бекфорд, который изучал Коран, все же остается носителем европейской ментальности и христианских ценностей, поэтому именно эти координаты можно применить к оценке мифологической нагрузки произведения. Как это сделал, например, Х.Л. Борхес, когда сравнил это произведение с «Божественной комедией» Данте: «… он (Данте – О.Б.) создал первый поистине страшный ад в мировой литературе <…> самый известный литературный Ад «Божественной комедии» сам по себе не вызывает страха, хотя происходят там вещи действительно ужасные. <…> «Ватек» для меня, пусть в зародыше, опережает бесовскую роскошь Томаса де Квинси и Эдгара По, Бодлера и Гюисманса» [9]. Конечно, аргентинский писатель указал на несопоставимость художественного масштаба этих произведений, однако его замечания являются важными с точки зрения последовательности эстетического освоения Востока европейскими литературами.

Таким образом, к началу XIX века в английской литературе сложились основные группы инонациональной образности – это мотивы, связанные с социокультурными стереотипами, мотивы африканской и восточной экзотики, мотивы, акцентирующие мифологемы «неевропейских» национальных культур.

Особенно активным и географически масштабным художественный диалог английской литературы с другими культурами становится в XIX столетии, начиная с открытий романтиками экзотических восточных стран (например, поэма «Кубла-хан» С. Колриджа, «восточные поэмы» Дж.Г. Байрона) и внимания к американскому континенту в произведениях английских романистов середины XIX столетия («Американские заметки», «Мартин Чезлвит» Ч. Диккенса).

Во второй половине XIX века развитие Британской империи и, соответственно, появление многих британских колоний по всему миру порождают имперский менталитет британской нации и идеологию цивилизаторской миссии англичан. В английской литературе, так же, как и в других странах Европы, в частности во Франции и Германии, заметным художественным явлением становится колониальная литература. Особенно интенсивно развивается неоромантический колониальный роман, в котором в центре картины мира находится Великобритания, а на периферии – колонии империи, и внимание писателей сосредоточено на конфликте культур, когда миссией «белых» людей становится помощь «примитивным» туземцам в освоении европейских цивилизационных благ.

Имперская идеология зрелого викторианства художественно воплощена в творчестве Дж. Конрада, Р.Л. Стивенсона, Р. Киплинга, А. Конан Дойла, Р. Хаггарда, Р. Баллантайна и многих других. Однако, несмотря на воспроизведение «политических стереотипов» того времени, нельзя сводить произведения лучших представителей неоромантизма до значения идеологической литературы. Необыкновенный художественный образ Африки создал Р. Хаггард, этнографическая точность, поэтичность, погружение в мировоззренческие основы Индии выделяют прозу Р. Киплинга. Островной жизни Тихого океана, в частности острову Самоа с его уникальным бытом, традициями и особенностями христианизации, посвящены произведения Р.Л. Стивенсона и Р. Баллантайна. Писатели, на наш взгляд, преодолевают схематизм основных принципов колониальной литературы. Проблематика нравственного долга имперской миссии в их произведениях эффективно соединена с яркими образами, основанными на принципе «мужественного оптимизма», с острыми приключенческими сюжетами и психологизацией нарратива.

По нашему мнению, наиболее острая полемика развернулась вокруг творчества «барда» британского империализма Р. Киплинга. Первого английского нобелевского лауреата из Великобритании осуждали за его политические взгляды. В эссе «Редьярд Киплинг» Джордж Оруэлл пишет в 1942 году: «Киплинг является шовинистом и империалистом, морально нечувствительным и эстетически отвратительным. <…> Империализм, как он видит его, является своего рода насильственной евангелизацией. Вы разворачиваете пулемет Гатлинга на толпу безоружных «туземцев», а затем устанавливаете «Закон», включающий автомобильные и железные дороги и суд. Он не мог предположить, что те же мотивы, которые привели к учреждению Империи, уничтожат ее» [10]. Советский литературовед М. Урнов, по сути, подытожил точку зрения, которая сложилась в 20-30-х годах ХХ века на творчество Р. Киплинга в кругах европейских писателей и широкой общественности. Он отметил, что художник «снимает немало литературных табу», впрочем «его главная мысль сводится к тому, чтобы показать насколько можно более выразительно, какова «ноша» истинного британца, как тяжело является бремя цивилизатора» [11, с. 316]. Не менее острая дискуссия развернулась вокруг романа «Ким». Приключения ирландского мальчика-сироты Кима, выросшего в Индии, М. Урнов оценил как романтику цинизма: «“Романтика цинизма” оказалась для Киплинга не просто временной литературной бравадой, пошибом, приёмом, она стала сутью творческой логики» [11, с. 318-319].

Впрочем, такая мысль не была единодушной. Мощный голос в защиту Р. Киплинга был голосом Т.С. Элиота, который написал о нем, как о «создателе баллад самого высокого уровня по поэтическим критериям» (статья «Редьярд Киплинг», предисловие к антологии «A Choice of Kipling’s Verse», 1941). Развивая взгляд Т.С. Элиота на произведения Р. Киплинга и делая акцент, прежде всего, на его художественных достижениях, нужно отметить, что в романе «Ким» он создал масштабный образ многонациональной, многоликой и многоголосой Индии, соединил историю и современность, проиллюстрировал локальные войны и конфликты того времени, фольклорные традиции индийской культуры, индийской философии и неотъемлемые от неё религиозные представления. Колониальная жизнь в произведении оценивается автором не с точки зрения жителя метрополии, а изнутри – с позиции, близкой англо-индусам, которые имели двойную идентичность: с одной стороны, Индия была их родиной, с другой – они оправдывали колониальную политику Британской Империи.

Мастерское воспроизведение индийского колорита, основанное на жизненном опыте писателя, было не единственным художественным достижением английского писателя. Если другие романисты, в основном, сосредоточивали внимание на конфликте западноевропейских стран и порабощенных народов, Р. Киплинг значительно расширил геополитическую проблематику романа. В проблемно-тематической и сюжетной организации «Кима» центральное значение принадлежит мотиву «Большой игры». Это понятие, как отмечают исследователи, впервые было введено британским офицером Артуром Конноли в 1835 году («Narrative of an Overland Journey to the North of India») и популяризовано в романе Р. Киплинга. «Большая игра» означает геополитическое соперничество между двумя империями – Британской и Российской – за господство в центральной Азии в период с начала XIX века и по 1907 год. В результате была заключена англо-русская Конвенция о формировании Антанты – военного союза Франции, Великобритании и России. Не менее важным следствием для Евразии стала договоренность о ненападении на Афганистан, Персию и Тибет. «Исторически Большая игра коренится в устойчивом взаимном страхе и недоверии со стороны Великобритании и России <…> что другая сторона захватит их подконтрольные территории и установит непреодолимый колониальный контроль в центральном евразийском регионе» [12, с. 286].

Таким образом, Р. Киплинг продемонстрировал глобальное видение геополитических реалий своего времени, показал, как формировалась двухполюсная конфигурация мира ХХ века. Неслучайно понятие «Большая игра» вошло в политический словарь и до сих пор «является обычным в дискуссиях о различных дипломатических и государственных конфликтах и дискуссиях относительно региона Центральной Азии» [12, с. 286]. Конечно, оппозиция «Свой – Чужой», с этой точки зрения, означает противопоставление британцев и индусов как Своих и русских как Чужих.

Роман «Ким», вышедший в 1901 году, обозначил определённый водораздел, наметившийся в интерпретации инонациональной проблематики. Писатели второй половины XIX века были преимущественно сосредоточены на различных аспектах имперской политики Великобритании, и дискуссия, как правило, строилась вокруг колониальной экспансии страны. В свою очередь, писатели начала ХХ века вывели вопрос о национальной идентичности на новый уровень обобщения: они затронули аспекты исторического развития экономических, политических, социальных взаимоотношений между нациями, рассмотрели нацию с учётом понятия коллективной идентичности, вышли на уровень понимания нации как культуры, и, что особенно важно открыли сферу, субъективного. Темой творчества постепенно стали различия национальных ментальностей, например, в романах «Американец» (1875) и «Европейцы» (1876) Генри Джеймса, которого в Британии воспринимали как «литературного посла» Соединенных Штатов. В этом контексте достаточно актуальной стала тема национального характера англичан, хотя следует отметить, что традиция исследования «английскости» проявила себя и в предыдущий викторианский период. Например, Джордж Мередит в романе «Эгоист» (1879) исследует характер английского джентльмена.

Культура, по Бахтину, не имеет ограждённых территорий, и именно сравнение делает человека человеком. Это утверждение в полной мере характеризует английскую литературу, в рамках которой одну из основных предметных территорий, начиная с Нового времени, определял тематический комплекс «Восток – Запад». Английская литература сделала значительный вклад в исследованиях «Своего» и «Чужого», рассмотренных в контексте противоречия общего и различного, что закладывало неограниченный эвристический потенциал понимания человека.

1. Cambridge Companion to Aphra Behn, The / [Ed. by D. Hughes and J. Todd]. – Cambridge : Cambridge University Press, 2005. – 274 p.
2. Ватченко С. А. У истоков английского антиколониалистского романа (творческие поиски Афры Бен в романической прозе). – К. : Наукова думка, 1984. – 285 с.
3. Ватченко С. А. Особенности художественного метода Афры Бен в жанровых разновидностях «history» и «novel» : автореф. дисс. на соискание уч. степ. канд. филол. наук : спец. 10.01.04 «Литература зарубежных стран». – М., 1980. – 17 с.
4. Eventfulness in British Fiction / [Ed. by P. Huhn]. – Narratologia Series, Vol. 18. – Walter de Gruyter, 2010. – 213 p.
5. Behn A. Oroonoko, or the Royal Slave : A True History // Oroonoko, the Rover and Other Works / [Ed. by J. Todd]. – London : Henguin, 1992. – P. 72-141.
6. Watt I. The Rise of the Novel : Studies in Defoe, Richardson and Fielding. – Pimlico, 2000. – 319 p. (1957)
7. Бекфорд У. Ватек / [пер. Б. Зайцев] // Шелли М. Франкенштейн, или Современный Прометей ; Уолпол Г. Замок Отранто ; Казот Ж. Влюбленный дьявол ; Бекфорд У. Ватек. – М. : Эксмо, 2004. – С. 483-591.
8. Напцок Б. Р. Синтез ориентализма и «готической» традиции в сказке У. Бекфорда «Ватек» [Электронный ресурс] // Вестник Адыгейского государственного университета. – Серия 2: Филология и искусствоведение. – 2013. – №3 (126). – Режим доступа к журн. : http://cyberleninka.ru/article/n/sintez-orientalizma-i-goticheskoy-traditsii-v-skazke-u-bekforda-vatek
9. Борхес Х. Л. О «Ватеке» Уильяма Бекфорда [Электронный ресурс] // Новые расследования. – 1952. – Режим доступа : http://www.bibliomsk.ru/library/global.phtml?mode=10&dirname=borges&filename=jlb14025.phtml
10. Orwell G. Rudyard Kipling [Электронный ресурс] // Critical Essays. – London : Secker and Warburg, 1946. – Режим доступа : http://orwell.ru/library/reviews/kipling/english/e_rkip
11. Урнов М. В. На рубеже веков. Очерки английской литературы (конец ХІХ – начало ХХ в.) – М. : Наука, 1970. – 432 с.
12. Encyclopedia of the Age of Imperialism, 1800-1914 / [Ed. by C. C. Hodge]. – Greenwood Publishing Group, 2008. – 874 p.

Все статьи автора «Бандровская Ольга Трофимовна»