Концепция «культурной грамотности» была предложена американским специалистом в сфере образования и гуманитарных наук Э. Д. Хиршем как альтернатива «нейтральной» концепции педагогической практики (идеи Ж. Ж. Руссо, теория Дж. Дьюи). Согласно концепции Э. Д. Хирша, участники коммуникативного акта обладают общими культурными знаниями, которые «лежат выше повседневного уровня знаний, которыми обладает каждый носитель языка, но ниже экспертного уровня, который известен лишь специалистам» [1, с. 19]. Таким образом, культурные знания соотносятся с энциклопедическими единицами из разных областей научного знания. Среди этих единиц можно выделить необходимый для общения минимум и представить его в словаре так, чтобы человек смог ими пользоваться, т.е. обладал, по мнению автора, культурной грамотностью. Данная теория явилась базой для создания Э. Д. Хиршем и его коллегами сначала словника (пять тысяч понятий), а впоследствии и «Словаря культурной грамотности» (выдержавшего к настоящему моменту три издания и ставшего национальным бестселлером в США), включающего в себя около семи тысяч имен, фраз и событий из двадцати трех областей знания, которые должны быть известны большинству американцев [2].

Обсуждаемая концепция уже несколько десятилетий является актуальной для американских лингвистов, культурологов, педагогов и других специалистов в области гуманитарных знаний. Более того, результаты исследований в этой области вызывают активную реакцию не только научных работников, но и общественности. Возможно, это объясняется желанием американцев (в основном эмигрантов) «создать» свою национальную культуру. С другой стороны, ученые из некоторых европейских государств и стран Востока, имеющих длительную культурную традицию, также обозначили «культурную грамотность» как область актуальных проблем лингвистики и культурологии.

В России она пока малоизвестна и практически не имеет истории изучения. Вероятно, это связано с тем, что до недавнего времени проблема преодоления низкого уровня грамотности или отсутствия национального самосознания в России не стояла так остро. Иными словами, исследователи игнорировали «культурную грамотность», поскольку она воспринималась как должное, имманентно присущее «самой читающей нации». На наш взгляд, ситуация изменилась и проблема сохранения культурных традиций и ценностей в нашей стране приобретает особую актуальность. Чтобы подтвердить или опровергнуть данное предположение мы провели анкетирование.

В нашем опросе участвовали 1508 человек из разных городов России: Новосибирска (37%), Москвы (21 %), Санкт-Петербурга (18%), Красноярска (8%), Томска (5%), Омска (3%), Пензы (3%), Тюмени (2%), Екатеринбурга (1%), Белгорода (1%), Пушкина (1%).

Границы распространения анкетирования зависят от целого ряда характеристик информантов, таких, как возраст и пол испытуемых, образование, профессиональная деятельность, идентификация с определенной социальной группой и т.п. Ю. Н. Караулов при составлении «Русского ассоциативного словаря» разработал требования, предъявляемые к участникам анкетирования: 1) лица, для которых язык анкетирования является родным; 2) они должны быть городскими жителями, чтобы минимизировать влияние диалектов; 3) широкий территориальный охват испытуемых; 4) основной контингент испытуемых – студенты всех специальностей из вузов России в возрасте 17-25 лет [3, с. 753].

Основываясь на мнении Ю. Н. Караулова о том, что становление языковой способности завершается к 17-25 годам [Там же], мы расширили круг респондентов по возрастному и социальному признакам. Информантами стали школьники старших классов (11%), студенты разных факультетов вузов (26%), представители разных специальностей, имеющие высшее образование (27%), и разных сфер деятельности, имеющие среднее специальное образование (19%), пенсионеры (17%).

Отбор слов для анкетирования обусловлен тем, что а) в списке должны быть представлены различные лингвокультурные единицы, б) по нашему мнению, предлагаемые единицы могут быть важны для коммуникации и должны быть известны всем русским. Таким образом был сформирован следующий список: «сколько лет, сколько зим», «Обломов», «Чапаев», «Иван Сусанин», «1941 – 1945 гг.», «совесть», «Сибирь», «тост».

В анкете предлагалось ответить на вопросы относительно возможных ассоциаций, частотности употребления, понимания, использования предложенных единиц.

При анализе результатов анкетирования были сделаны наблюдения, среди которых обращают на себя внимание следующие.

Достаточно много информантов (62%) понимают имя «Обломов» в качестве прецедентного; группу (21%) для которых Обломов – «герой романа Гончарова» составляют в большей степени школьники старших классов. Похожая ситуация прослеживается относительно единицы «Иван Сусанин»: «человек, который всегда выбирает неправильное направление; ведущий, заводящий далеко/не туда, куда надо/в болото/в лес» (65%), «герой нашей истории; историческая личность» (25%). Заметим, что толкования типа «герой нашей истории» и «историческая личность» являются достаточно общими, широкими и, следовательно, не всегда могут означать знание респондентов, давших подобные ответы, кто такой Иван Сусанин. Некоторые опрашиваемые (3%) показали «дефектное» понимание данной лингвокультурной единицы: человек, который «ведет в новые места людей»; «первооткрыватель»; «путешественник», тем самым актуализировав такие элементы значения как «человек, который ведет в далекое, неизвестное место»; ему даже приписали «открытие» Ермака – «открыл Сибирь».

Толкование единицы «совесть» подтвердило некий стереотип, что для русского человека совесть – это «постоянно преследующее» и «грызущее» «чувство вины» (47%). В этом смысле «дефектные» реакции даже интересны, поскольку, которые представляют собой контаминацию единиц «совесть» и «чувство вины» – «чувство совести», «если, сделав что-то нехорошее, человек чувствует свою вину, то он испытывает совесть, чувство совести» (4%). Достаточно много информантов (21%) не смогли определить, что такое «совесть». Большую часть (77%) этой группы составляют учащиеся старших классов. Кажется возможным предположить два объяснения причин возникших затруднений при толковании этой лексемы: 1) высокая степень абстракции данного понятия и 2) совесть имеет меньшую значимость в сознании молодого поколения русских.

Один из самых распространенных примеров, который приводили информанты относительно фразеологизма «сколько лет, сколько зим»: «Сколько лет, сколько зим мы не виделись!», не совсем верный, поскольку содержит лексическую избыточность: фразеологизм «сколько лет, сколько зим» уже заключает в себе информацию о том, что люди не виделись длительный промежуток времени, т.е. при подобной ситуации будет достаточно фразы (обычно так и говорят): «Привет! Сколько лет, сколько зим!». «Дефектные» значения связаны с неверной интерпретацией временной отнесенности данного фразеологизма: не «встреча после длительного промежутка времени», а «давняя встреча», «встреча давно», «давным-давно». Хочется объяснить подобную «ошибку» желанием респондентов раскрыть смысл обсуждаемого фразеологизма.

Чапаев известен, скорее, как «Василий Иванович» – «герой анекдотов» «всегда вместе с Петькой и Анкой-пулеметчицей» (53%), чем как «командир Красной армии», «утонувший переплывая раненным Урал» (17%).

Проявилась омонимия слов «тост»: для большинства информантов это не торжественная речь за столом, а жаренный в тостере хлеб

Возрастную характеристику опрашиваемых можно наблюдать при анализе ассоциативных рядов на стимул «1941-1945гг.»: как правило, такие ассоциации как «трагедия», «голод», «страх» отличают старшее поколение, для молодого поколения характерны реакции «ВОВ», «9 Мая»: географическая/локальная характеристика (город) – в частотных ассоциациях на слово-стимул «Сибирь»: для сибиряков это «Родина», «дом», для жителей западной части России «Сибирь» – «далеко», «нефть и газ».

Таким образом, в ходе анализа статистических результатов анкетирования также был сделан вывод о недостаточной освоенности, а в отдельных случаях о неосвоенности некоторыми информантами (в основном, это школьники старших классов и студенты вузов) единиц, предложенных в анкете, которые, как мы полагали, должны быть хорошо известны всем русским. «Дефектные» реакции и реакции отказа («не знаю») встречаются чаще, чем считается приемлемым, и в анкетах, заполненных специалистами, имеющими высшее образование и занимающими соответствующие должности. Отсюда видится актуальной перспектива создания словаря лингвокультурной грамотности для носителей языка, который может иметь практическое применение в попытке преодолеть некоторую «культурную глухоту» [4, с. 215], существующую в современном российском обществе, и сохранить «огромное сооружение» национальной памяти [5, с. 145] нашего народа. Отметим, что лексикографическая интерпретация единиц обсуждаемого словаря должна быть осуществлена таким образом, чтобы носитель языка смог включать эти единицы в собственное вербальное поведение и понимать значения этих единиц в вербальном поведении других.

Концепция лингвокультурной грамотности в нашем понимании может быть сформулирована (в рабочем виде) следующим образом: существует некий объем лингвокультурных знаний, известных носителям определенной лингвокультуры, необходимых для коммуникации и, следовательно, для изучения представителям иной лингвокультуры.

Ясно, что здесь прослеживается параллель с предложенными Э. Д. Хиршем понятиями «культурная грамотность» и «культурные знания».

Разграничим их (Таблица 1).

Таблица 1. Сопоставление словаря лингвокультурной грамотности и «Словаря культурной грамотности» Э. Д. Хирша

Как видим, словарь лингвокультурной грамотности заимствует лишь идею доступности лингвокультурных знаний, в остальном же существенно отличается от словаря Э. Д. Хирша.

Кроме того, словарь лингвокультурной грамотности может быть востребован в методике преподавания русского языка как иностранного, поскольку формирование единого культурного пространства посредством словаря, способного выступать в роли «зеркала» культуры, приобретает особую значимость в рамках межкультурного общения, когда изучающему русский язык иностранцу необходимо преодолеть не только языковой барьер, но и культурный. Понятно, что ввиду совершенно разных характеристик и запросов адресатов словарь лингвокультурной грамотности для носителей языка значительно отличается по ряду параметров от аналогичного словаря для изучающих русский язык иностранцев.

1. Hirsch E. D., Jr. Cultural literacy. What every American needs to know. N. Y., 1988.
2. Hirsch E. D., Jr., Kett J. F., Trefil J. The New Dictionary of Cultural Literacy. Boston, N. Y., 2002.
3. Караулов Ю. Н. Активная грамматика и ассоциативно-вербальная сеть. М., 1999.
4. Телия В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996.
5. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М, 2010.

Все статьи автора «Ансимова Ольга Константиновна»