Как известно, языковая картина мира существует в виде концептов, формирующих концептосферу нации (З. Д. Попова, И. А. Стернин и др.). Под эмоциоконцептосферой Н. А. Красавский понимает совокупность эмоциональных концептов [1, с. 25].

Ученые неоднократно обращали внимание на то, что всякий вид деятельности человека фундаментирован на эмоциональных переживаниях. В.И. Жельвис, например, наименовывает эмоциями такой способ отношения человека к окружающему миру и к себе самому, который выражается в виде непосредственного переживания [2, с. 8].

Эмоции играют важную функцию в познании мира и его постижении, правда, они не есть форма познания, но вызывают в сознании определенное беспокойство человеком его отношения к самому себе, к настоящей действительности и к деятельности. К. Изард выделяет десять фундаментальных эмоций: 1) интерес – волнение; 2) радость; 3) удивление; 4) страдание; 5) гнев; 6) отвращение; 7) презрение; 8) страх; 9) стыд; 10) вина. Картина мира, свойственная определенной общности, обязательно включает в себя оценку окружающего мира и деятельности в самом широком понимании этой дефиниции, а также ценностные ориентации человека, которые насчитывают эмоциональное отношение по обструкциям: добро – зло, труд – праздность, трудолюбие – леность, богатство – бедность, честь – бесчестье, красота – уродство, жизнь – смерть и т. д. [3, с. 90].

Труды отечественных и зарубежных языковедов А. Вежбицкой, В. Волек, В. И. Шаховского, Н. А. Красавского и др., занимающихся вопросами языкового выражения эмоций, разрешают нам утверждать, что цель обсуждения «Язык и эмоции» есть одно из самых преимущественных направлений нынешнего лингвистического учения. В опусах этих исследователей были впервые изучены различные стороны эмотивности, построена лингвистическая доктрина эмоций [4]. Обнаруживается пристальная заинтересованность к языковым формам и способам выражения эмоций в разных языках. Среди мордовских лингвистов эту проблему рассматривали Р. Н. Бузакова [5], О. В. Ерина [6], Р. С. Ширманкина [7], Т. И. Янгайкина [8] и др. Наиболее подробно этот вопрос нашел отражение в трудах Н. И. Рузанкина. Исследователь отмечает, что во многих работах по данной тематике, прежде всего, наблюдается фактическое и терминологическое неразличение понятий эмоциональность и экспрессивность. Исследователь утверждает, что эмоциональное должно рассматриваться не как средство, а как основа или причина создания экспрессивности, так как эмоциональность содержательна и интеллектуально обоснована [9]. В своих работах [10; 11; 12; 13] исследователь противопоставляет эмоциональность и экспрессивность как сущности, выполняющие разные функциональные задачи. Так, по его мнению, эмоциональность используется для выражения субъективного отношения, чувств, настроений человека и воздействия на чувства других. Экспрессивность же служит для усиления выразительности, как при выражении эмоций, воли, так и при выражении мысли [14, c. 33–36]. С его мнением соглашается и ряд других мордовских лингвистов, в частности С. В. Богдашкина [14], Л. П. Водясова [15; 16,], Е. П. Прокаева [17], М. И. Савостькина [18] и др. Во всех этих работах четко прослеживается мысль, что культура мордовского народа отличается своим фольклором, литературой, историей, обычаями и традициями, что повлияло на формирование специфической мордовской эмоциоконцептосферы. Мордва является одним из ярких представителей финно-угорских народов, которым характерна эмоциональность и чувственность. По крайней мере, эта нация достаточно экспрессивно проявляет свои эмоции, что свидетельствует о многоплановой структуре мордовской эмоциональной концептосферы.

Основные эмоции универсальны, благодаря этому имеются типовые эмоционально окрашенные межкультурные ситуации контакта. Единое эмоциональное пространство репродуцируется на различных языковых ступенях. Ученые акцентируют следующие базисные образы данных, вследствие которых можно сделать представления об эмоциональной жизни народа: а) язык эмоций (слова, именующие эмоции): кеж – гнев, кенярдома – радость, виздема – стыд;  б) дескрипция переживаемых эмоций; в) бихевиористические данные (выражение эмоций); г) физиологические данные (симптоматические проявления).

Мордовская эмоциональная концептосфера представлена различными языковыми единицами. К ним относятся эмотивные семы, фраземы, пословицы и поговорки, метафоры, метонимии, эмоциональные синтаксические конструкции. Лексические (или лучше лексико-фразеологические) средства языка мы считаем важнейшим органом формирования и развития феномена эмоциональной концептосферы в виду того, что «наличие слова (отдельной лексической единицы) служит прямым свидетельством существования понятия, а при его отсутствии имеются, в лучшем случае, лишь косвенные свидетельства» [19, с. 294]. Слово – не только стержневая номинативная единица, но и, как установлено в языковедении, один из способов хранения информации, смысла в мозге человека. Так, В.И. Шаховский с прагматико-семасиологической точки зрения рекомендует следующую классификацию вербально оформленных знаков (лексем): обозначение (номинация); описание (дескрипция), выражение (экспликация) [4, c. 31], например: горя – горе, мелявкс – грусть, плетямо – лживость, жаднойчи – жадность (номинация); мазый церат – красивые парни (дескрипция); сюрдов – урод (экспликация).

Лексико-фразеологический ресурс в наибольшей стадии добавляет колоссальный вклад в сохранение представлений о наших эмоциях и чувствах, так как эти языковые единицы обладают устойчивой формой и сохранили сведения о них. Выбор пропорциональных лексико-идиоматических средств зависит от эмотивного подхода языковой личности, определенной обстановки. Различают лексические средства прямой, вторичной и косвенной номинаций. Как правило, эмоции в коммуникации чаще всего вербализуются двумя конечными способами, так как они приобретают различные коннотативные признаки, в том числе и эмотивные.

Все до одного образцы номинаций (прямая, вторичная, косвенная) представляют собой знаковые формы. Конструктивная же виргация между первым и двумя другими видами номинации сдвигается к тому, что при вторичных и косвенных обозначениях имеет фазу для переосмысления сущностей, которые могут быть выражены ими.

Мы считаем, что наиболее любопытно провести совокупное исследование эмоций и чувств человека с точки зрения фразеологического запаса языка. Собственно фразеологизмы, которые могут выразить то или иное эмоциональное состояние, в своей внутренней форме имеют достоверные данные о переживаемой эмоции, поведенческой реакции человека в это мгновение и физиологических перемен в организме человека, например: артомс ойме  – обрадовать (букв.: «окрасить душу»); ацирьгавтомс ойме  (седей) – огорчить, испортить настроение (букв.: «испортить душу (сердце)»); аштемс седейсэ – быть любимым кем-то (букв.: «находиться в сердце»), мельсапарос каявомс – испытывать грусть (букв.: «кинуться (броситься) в недовольство (обиду)») и т.д. Фразеологизмы имеют место как самые краткие, яркие, образные, экспрессивные, действенные и консервативные языковые универсалии, где заложены много столетние навыки знаний, умений, культуры, обычаев и явлений какого-либо народа. Не мало важным мы считаем тот факт, в них также заложено то богатство, которое передается из поколения в поколение и которое находит себе место как самая загадочная область языка, погрузиться в глубины которой не представляется возможным без знания языка, его фонетической, морфологической, лексической, грамматической структур, то есть языковой компетенции человека, и без представления реалий окружающего мира.

Эмоции могут быть представлены и выражены как прямой номинацией (пелезевема – страх, толкундямо – волнение, тандадома – страх), но также и вербальной реакцией, где могут использоваться междометия, например: междометие ахолдамс – букв.: «Ах»; ахать, охать, вздыхать, переживать и др.). В ряде своих работ мы более подробно рассматриваем ситуации, когда для выражения одной и той же эмоции участники общения выбирают различные языковые и вербальные приемы и, напротив, одни те же приемы могут использоваться для выражения различных эмоций [20, 21].

Исследование всех средств языковой концептуализации эмоций выявило, что номинации эмоций в мордовских языках представляются интересным и подающим большие надежды в свете диагностирования их особенностей.

1. Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах. М., Гнозис, 2008. 374 с.
2. Жельвис В.И. Эмотивный аспект речи // Психолингвистическая интерпретация речевого воздействия. Ярославль: Изд-во ЯГПИ им. К.Д. Ушинского, 1990. 81с.
3. Изард К.Е. Эмоции человека / ред. Л.Я. Гозман, М.С. Егорова. М., Изд-во МГУ, 1980. 439 с.
4. Шаховский В.И. Категоризация эмоций в лексико-семантической  системе языка. Воронеж, 1987. 127 с.
5. Бузакова Р.Н. Эрзянь келень стилистика: тонавтнема лезкс = Стилистика эрзянского языка: учеб. пособие. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2002. 144 с.
6. Ерина О.В. Частицы в мордовских языках: дис.  … д-ра философ. по уральск. яз. Тарту, 1997. 150 с.
7. Ширманкина Р.С. Фразеология мордовских языков: автореф. дис. … канд. филол. наук. Тарту, 1970. 21 с.
8. Янгайкина Т.И. Системные семантические отношения в лексике мокшанского языка: дис. … канд. филол. наук. Саранск, 2008. 180 с.
9. Рузанкин Н.И. Повтор как средство выражения эмотивности в эрзянском языке // Взаимодействие и взаимовлияние языков и литератур народов Поволжья и Приуралья: материалы межреиональн. науч. конф., посвящ. 100-летию со дня рождения акад. Пауля Аристэ. Саранск: Крас. Окт., 2006. 528 с.
10. Рузанкин Н.И. Устойчивые фразеологизмы и синтаксические фразеологические единицы в современном эрзянском языке // «Филологическое образование: теоретические и прикладные аспекты», Междунар. науч. -практ. конф. с элементами научной школы для молодых ученых «48-е Евсевьевские чтения», 23-25 мая 2012 г.: [материалы] / редкол.: И.Б. Грузнова (отв. ред.) [и др.] ; Мордов. гос. пед. ин-т. Саранск, 2012. С. 172–175.
11. Рузанкин Н.И. Эмотивные высказывания и восклицательные предложения в современном эрзянском языке // Текст как объект лингвокультуроведческого анализа. Круг современных проблем: монография / отв. за вып. А.С. Попов; Мордов. гос. пед. ин-т. Саранск, 2012. С. 230–246.
12. Рузанкин Н.И. Эмотивные конструкции в монологической речи в современном эрзянском языке // Финно-угристика. 7: актуал. вопр. восточ. финно-угор. яз.: материалы Междунар. науч. конф. «Актуальные вопросы восточных финно-угорских языков». Саранск, 2007. С. 262–266.
13. Рузанкин Н.И. Эмотивные конструкции в современном эрзянском языке. Саранск : Мордов. гос. пед. ин-т., 2008. 296 с.
14. Богдашкина С.В Семантическое поле фразеологизмов, отражающих внутренний мир человека в мокшанском языке // Филологическое образование: теоретические и прикладные аспекты, Междунар. науч.-практ. конф. с элементами научной школы для молодых ученых «48-е Евсевьевские чтения», 23–25 мая 2012 г.: [материалы] / редкол. : И. Б. Грузнова (отв. ред.) [и др.] ; Мордов. гос. пед. ин-т. Саранск, 2012. С. 131–134.
15. Водясова Л.П. Средства создания связности текста в современном эрзянском языке: монография / Мордов. гос. пед. ин-т. Саранск, 2012. 228 с.
16. Водясова Л.П., Еряшева И.В. Роль метафоры в создании художественной картины мира (на материале эрзя-мордовских писателей // «Филологическое образование: теоретические и прикладные аспекты», Междунар. науч.-практ. конф. с элементами научной школы для молодых ученых «48-е Евсевьевские чтения», 23–25 мая 2012 г.: [материалы] / редкол.: И. Б. Грузнова (отв. ред.) [и др.]; Мордов. гос. пед. ин-т. Саранск, 2012. С. 148–151.
17. Прокаева Е.П. Способы реализации компаративной семантики в эрзянских художественных текстах // «Интеграционные процессы в финно-угорском мире: проблемы и перспективы», Всерос. науч.-практ. конф., 22 декабря 2011 г. : [материалы] / редкол.: Е.И. Ломшина (отв. ред.) [и др.]; Мордов. гос. ун-т. Саранск, 2012. С. 149–152.
18. Савостькина М.И.  Роль модальных частиц в тексте // «Филологическое образование: теоретические и прикладные аспекты», Всерос. науч.-практ. конф. с междунар. участием «47-е Евсевьевские чтения», 26–27 мая 2011 г.: [материалы] / редкол.: И.Б. Грузнова (отв. ред.)  [и др.]; Мордов. гос. пед. ин-т. Саранск, 2012. С. 131–134.
19. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1997. 234 с.
20. Гришин Д.А. Вербализация концепта любовь в романе К. Г. Абрамова «Девушка из села» // Междунар. науч.-практ. конф., посвящ. 100-летию со дня рожд. Народного писателя Мордовии К. Г. Абрамова, 18–19 ноября 2014 г. Саранск, 2014. С. 64–67.
21. Grishin D.A. Representation of the concept love in the mordovian linguistic picture of the world // Гуманитарные науки и образование. 2015. № 2 (22). С. 119–123.

Все статьи автора «Dmitry_Grishin»