Рассматриваемое нами стихотворение пронизано не только внутритекстовыми, но и интертекстуальными связями:
Что таится в зеркале? – Горе…
Что шумит за стеной? – Беда.
Например, образ стены, несостоявшийся в своей защитной функции домашнего пространства, подтверждает эту характеристику, обернувшись больничной (антидомашней) стеной в стихотворении того же 1961 года:
Больничные молитвенные дни
И где-то близко за стеною – море
Серебряное – страшное, как смерть.
Беда, шумящая за стеной в первом случае, в этом тексте соотносится с образом моря и смерти. А серебряная поверхность перекликается с образом зеркала, в котором отражается Горе из предыдущего текста.
Боль лирического героя не называется прямо, а обретает пространственное воплощение в стенах больницы. Прямо противоположным по смыслу больничного пространства является Дом. Больница – это место временного жилья, находящегося в оппозиции жилью постоянному (домашнему). В противовес ситуации больничных и молитвенных дней, создаваемых самим человеком, появляется ощущение лирическим героем близости чего-то стихийного, неподвластного человеку (море).
Указание такого топоса акцентирует и временной аспект изображаемого. Как и «молитвенные дни», это ценностно выделенный период жизни. Такой образ мы должны понимать не только буквально (что лирический герой лежит в больнице и молится Богу), а соединяя эти понятия по их общему признаку у е д и н ё н н о г о состояния и обособленности человека. Пространство больницы, как и состояние молитвы – знак отгороженности человека от суетного мира. Это аналогично позиции литического «я» в первом тексте, где приводится отделённость от шумных событий мира.
Неопределённость местонахождения, указанная словом «где-то», как слепота, отражает слабость самого человека. А эта слабость соотносится и с болезненной немощью того, кто не может покинуть стены больницы (больного). Тотальная оторванность от «здорового», наполненного жизнью мира обозначена через метафору «больничная палата / тюрьма». Больного отделяют от здоровых людей, как преступника отделяют от законопослушного общества. Только в данном тексте больного от здоровых (и мира) отделяет как раз его собственная болезнь и слабость.
Близость нахождения моря указывает нам на границу «того» и «этого» пространства (внешнего, распахнутого к морю и комнаты больничной палаты). Но образ моря дан не как свободная стихия у романтиков, а как нечто страшное и сама Смерть. Перекличка с первым текстом обнаруживается метафорой «зеркало / море». И в обоих случаях образы связаны с потусторонним, страшным (или горьким, как горе), таящимся. Непознаваемость смерти, так как мы можем наблюдать её только извне, соотносится с необъятностью морского пространства, горизонтов которого достигает человеческий взгляд. Это положение обратное тому, когда взгляд человека натыкается на больничную стену.
Но как объяснить появление в системе этого художественного мира образа драгоценного метала? Море и серебро обнаруживают сходство по цвету. Именно серебро в данном тексте – цвет моря и смерти. Серебро выступает знаком отсутствия красок, цвета и жизни.
Ощущение тревоги из первого текста соотносится с заявленным страхом смерти во втором тексте. Кроме того, сам образ больницы (где человек либо выздоравливает, либо умирает), указывает нам на границу жизни и смерти.