УДК 82.882

АДВОКАТСКАЯ МИССИЯ ЛЮДМИЛЫ ПЕТРУШЕВСКОЙ: «IN DUBIO PRO REO»

Штырова Алима Николаевна
Университет им. Константина Философа в Нитре (Словацкая республика)
Кандидат филологических наук Отборный ассистент Кафедры русистики

Аннотация
В статье рассмотрены взгляды Л. Петрушевской на роль и задачи литературы в формировании нравственного самосознания человека. Свою писательскую миссию Петрушевская видит в том, чтобы показать ценность человеческой судьбы и неизбежную несправедливость априорного приговора, которые люди выносят своему ближнему. Проводится сопоставительный анализ философско-эстетической концепции фильма «Двенадцать разгневанных мужчин» и пьесы Л. Петрушевской «Темная комната».

Ключевые слова: адвокат, писательская миссия, проблема вины, справедливость, суд, творческое взаимодействие

Shtyrova Alimа Nikolaevna
Constantine the Philosopher University (Nitra SR)
СSc.

Библиографическая ссылка на статью:
Штырова А.Н. Адвокатская миссия Людмилы Петрушевской: «In dubio pro reo» // Филология и литературоведение. 2013. № 4 [Электронный ресурс]. URL: https://philology.snauka.ru/2013/04/473 (дата обращения: 29.07.2023).

«При сомнении (дело решается) в пользу обвиняемого» – таким является специфичный писательский massage писательницы. Литература для Петрушевской – не прокуратура, а адвокатура, в которой она является защитником прав и свобод безгласного осуждаемого. «Задача литературы, видимо, и состоит в том, чтобы показывать всех, кого обычно презирают, людьми, достойными уважения и жалости. В этом смысле литераторы как бы высоко поднимаются над остальным миром, беря на себя функцию единственных из целого мира защитников этих именно презираемых, беря на себя функцию судей мира и защитников, беря на себя трудное дело нести идею и учить» (Л. Петрушевская) . Петрушевская не выделяет однозначно положительных и однозначно отрицательных героев, при этом не исключая строгую систему нравственно-этических координат. Во многом продолжая гоголевскую традицию в исследовании нравственно падшего, духовно оскудевшего человека, она делает акцент прежде всего на поиске комплекса социально-исторических и психологических причин возникновения девиантного поведения. Писательница еще в детстве, в собственной семье увидела возникновение постстрессового психоза: ее дедушка, уволенный с работы интеллигентнейший человек, профессор, сходил с ума от несправедливости, бессилия что-то объяснить, изменить, добиться истины или хотя бы просто рационально понять сложившуюся трагически-абсурдную ситуацию.

В рассказе «Выбор Зины» (сборник «Реквиемы», 2001) она подчеркивает фактическое отсутствие возможности выбора: должен уйти младший, самый слабый, потому что если спасать его, то все умрут от голода. Героиня находится в состоянии тяжелой эмоциональной травмы (внезапная смерть мужа-кормильца, трое детей на руках, один из которых новорожденный, полное отсутствие средств к существованию). И фактически она, спасая двух детей, должна стать убийцей третьего, самого слабого. Жизнь с ее жестокими биологическими законами не оставляет выбора, то есть Зина не совершала его, за нее все решили обстоятельства, в которых ни один человек не сможет принять правильного решения. Этого момента свободного решения просто нет, как нет в данном случае и верного нравственного действия. Гоголь в «Мертвых душах» ставит вопрос: когда же Плюшкин стал «прорехой на лице человечества», когда умерла его душа, как же это случилось. Петрушевская, в отличие от Гоголя, чаще всего изображает «живые души», которые в один из моментов убила жизнь, высоких трагических героев, которые попали в заведомо неразрешимую ситуацию и стали убийцами.
Корпус текстов Петрушевской может быть прочитан как авторская конвенция Прав человека. Характерно при этом изображаемое ею в художественных произведениях конститутивное свойство межчеловеческих отношений: каждый судит другого («ближнего своего») и выносит ему безжалостный приговор. Над каждым человеком постоянно совершается суд, и при этом он не может ни оправдаться, ни защититься. Вспомним биографический факт, когда писательница, только вступившая на журналистское поприще, записала на магнитофонную пленку живую речь – типичные для послевоенного времени, но полные истинного трагизма истории жизни простых людей. Пластинка с этими печальными монологами так и не вышла в свет (по причине неисполнения требования начальства указать личную информацию о респондентах). Ее «замолчали». Истории утрачены. Жизнь обычного человека, полная любви, борьбы, страданий обесценена формальностью и вечным страхом санкций, который испытывало начальство. Таким образом факт, что человек не имеет права голоса, что его жизнь и рассказ об этой жизни не имеют никакой ценности, показывает отношение социума к индивидуальности, к уникальной личности, которая, по мнению Петрушевской, является неповторимым космосом, рождающимся и умирающим только один раз. Сколько таких безгласных? Петрушевская в своем творчестве учит читателя понимать молчание, за которым стоит невыразимая средствами обыденной речи духовная ценность каждого человека, и постоянно оспоривает идеологему советского времени: «незаменимых людей нет».
Данная ситуация – униженности человека именно непониманием – прежде была поставлена Достоевским. В романе «Идиот» Настасья Филипповна – «демоническая» женщина, человеческую ценность которой никто не признал – совершает «сумасшедшие» поступки, а их истинную мотивацию («оскорбленное сердце») окружающие ее люди (кроме князя Мышкина) понять не в силах. В этом отношении Петрушевская продолжает тему «униженных и оскорбленных», загнанных в ловушку и не имеющих права отстаивать свою личность. Причем у обоих писателей унижение души (идеальной, высокой, бессмертной) приводит униженных героев к общему локусу «низа» – сумасшествию, падению на дно социума, физической смерти, то есть к уходу из мира.
В социуме действует презумпция виновности: человек считается виновным, пока не доказано обратное. Каждый является подозреваемым и признается виновным априорно: для осуждающих человека людей не существует презумпции невиновности (одного из основных атрибутов демократического общества). У человека нет защитников и нет права голоса, что автоматически функционирует в пользу презумпции виновности. Человек может лишь отказаться от дачи показаний, хранить молчание. Все, что сказано им, непременно будет истолковано против него, и все, что не сказано им, тоже будет служить доказательством его вины. «Miranda warning», прописанное в Конституционном праве США и известное своим эффектным звучанием в кинофильмах, в сфере бытовых, семейных, любовных отношений бездействует.
В обществе и, шире, в тоталитарной и авторитарной системах власти действует закон «исключенного третьего»: исключается такая сложная, но встречающаяся в судебной практике ситуация, когда у суда нет доказательств вины и одновременно нет доказательств невиновности. В период сталинских репрессий презумпция виновности действовала по умолчанию.
В пьесе «Темная комната» Петрушевская ссылается на фильм «Двенадцать разгневанных мужчин» (реж. С. Люмет, 1957). Именно в этом фильме драматически раскрывается проблема доказания вины и невиновности при отсутствии очевидных доказательств и того и другого.
Душное лето, самый жаркий день в году. В тесной комнате собираются 12 взрослых мужчин, одетых в строгую деловую одежду, чтобы вынести вердикт в пользу виновности или невиновности подсудимого – молодого человека, который, по неуточненным свидетельским показаниям, убил своего отца. Эти люди не привыкли самостоятельно думать. За одних принимает решения жена, за других – босс. При этом каждый готов вынести смертный приговор – стать палачом человека, потому что он, как они слышали, «опасный убийца».
Показания свидетелей рассматриваются очень поверхностно, принимаются на веру, истинные обстоятельства преступления никого не интересуют: всем хочется поскорее выйти на свежий воздух. Но свободу они получат только после того, как вынесут единогласное решение. Все они далеки от идеи правосудия: кому-то все ново и интересно, для кого-то этот процесс – «много шума из ничего», кто-то априори вынес смертный приговор – как превентивную педагогическую меру. Все они не профессиональные юристы, это люди, зарабатывающие на хлеб совсем иными ремеслами. И все они, между обменом репликам о бизнесе, рекламе рисовых хлопьев, производстве мармелада и спорте, должны беспристрастно решить судьбу восемнадцатилетнего юноши. При первом голосовании один голос оказывается против. Это единственный человек, который признался: «я не знаю, виновен он или нет». Один против всех. Он ничего не утверждает, он один, кто просто решает, что нужно «поговорить» об этом деле: вдруг это ошибка («все может быть»). Его оппонент уверен, что парень виноват: он убийца, потому что ему 18 лет, потому что он прожил тяжелую жизнь, потому что все парни из бедных районов одинаковы, они всегда лгут, и, в конце концов, потому, что «мы ничего не должны» этому молодому человеку. Возникает возражение: «не думаете ли вы, что у вас есть монополия на истину»? Принято решение убедить несогласного в том, что он неправ: мальчишка виновен, потому что обратное не доказано; потому что его кто-то видел; потому что так говорят свидетели; женщина на постели не могла видеть с противоположно сторон улицы, но если так говорят судьи, то так и было; один из круга пропускает свою очередь, потому что и не думает, и не сомневается; мальчика много раз избивали, и в этот раз он не выдержал; у мальчика плохая характеристика. Несогласный объясняет свою позицию тем, что поставил себя на место осуждаемого: ведь даже адвокат не вникал в суть дела своего подзащитного, всем и так все было ясно. «Это не математика» – возражают ему, и он подтверждает: «вот именно». Он предоставляет факт: орудие убийства не является уникальным, он сам купил подобный нож накануне вечером. Все хотят уйти (ведь не ночь же просидеть за разбором этого очевидного дела!) На одной чаше весов лежит время, которое можно провести более приятным образом, на другой – жизнь человека, о которой никто не хочет думать. Еще один из собравшихся признает, что ничего не знает, но не уверен и хочет разобраться в деле. Снова аргументы в пользу казни: парень плохо говорит на английском; адвокаты не ошибаются; адвокат не хотел обидеть старика; окружной прокурор вынес приговор. Все готовы стать палачами, кроме трех членов. Много усилий ушло на признание главного обстоятельства: в деле много непонятного. Дважды в полилоге произносятся слова «разумное сомнение». Люди просто не хотят думать, у них нет своего мнения. Одиннадцать членов убеждены, что не знают, в чем истина, но пытаются разобраться. Самое сложное для них – это признать факт, что они не знают истины. Действительно, объективно – не знают. Еще сложнее – отнестись к чужой судьбе, как к собственной, думать, искать логику событий, мотивацию поведения не только обвиняемого, но и свидетелей, выступивших против него. Один из участников говорит, что сомнение – это одна из ценностей в их общественной системе. Один из двенадцати остается убежден в виновности вопреки всем аргументам, которые произносят «слабонервные», по его мнению, товарищи.
В пьесе Петрушевской ставится та же проблема: суд человека над человеком, возможность ошибки следствия, отношения «палач и жертва». В диалоге исполнителей убийства прослеживаются две системы взглядов: Первый сначала готов убить, потому что это его работа, а преступник – опасный убийца, Второй сомневается в справедливости приговора, ведь возможны «ошибки следствия». Но сомневаясь, он не намерен отказаться от расстрела, и он абсолютно равнодушен к данному обстоятельству. Он не думает о человеке, о справедливости, о своей роли, которую он вообще не осознает. Это убийство не опирается ни на какую (личную или судебно-государственную) идеологию. Исполнитель-палач делает свою работу. И только когда речь заходит о деньгах, которые можно получить за органы мертвого убийцы, Второй проявляет искреннюю заинтересованность: «зорко оглядывается, подбирает живот». Мы не знаем, у кого из них и почему дрогнула рука при исполнении приговора (страх Первого, который впервые убивает человека или скрытый садизм Второго, который говорит Первому: «за что-то он убил, а ты хочешь убить его»?)
Как и в фильме Люмета, в людях тут побеждает косность мысли и нежелание думать. Они берут на себя функции палачей, не вникая в судьбу осужденного, и тем самым их собственные действия не мотивированы ничем, кроме повиновения рабочим обязанностям. Петрушевская еще более усугубляет мотив корысти палачей: если до разговора со студентом Второй не имел личной заинтересованности в процессе, то теперь мысль о долларах, по-видимому, заставит его вкладывать в дело всю душу и тщательно заботиться об оптимизации рабочего процесса.
Адвокат, по убеждению Петрушевской – это не только и не столько судебная функция. Разбираться в обстоятельствах жизни человека, глубинных мотивировках его поведения, прежде чем вынести ему приговор – это гражданский и человеческий долг, исполнение которого требует большой сознательности и зрелости личности.



Все статьи автора «Штырова Алима Николаевна»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться: