• I. Вступление

В течение длительного времени изучение речевого поведения ограничивалось рамками одной лингвокультурной общности. Вопросы межкультурного взаимодействия оставались в ведении этнографии и антропологии и смежных с ними дисциплин. Но с развитием методики преподавания иностранных языков, лингвострановедения и культурологии интересы различных специалистов-гуманитариев оказались сосредоточенными на общении представителей разных культур и на проблематике диалога культур вообще.

Трудности в общении с представителями другой культуры и перевода с одного языка на другой начинаются с непонимания чужой ментальности, и для преодоления этих трудностей важно понимать, как формировался тот или иной менталитет, какие ценности и доминанты народного самосознания нашли отражение в языке. Это понимание особенно важно сейчас, когда многие российские специалисты сотрудничают с иностранными деловыми партнерами.

В частности, преподавателям иностранных языков, обучающим студентов по специальностям «переводчик», «переводчик в сфере профессиональной деятельности», «переводчик в сфере профессиональной коммуникации» и т.п., – важно сформировать у студентов представление не только о психологии и речевом поведении других лингвокультур, но и об особенностях своей собственной культуры, языковой картины мира, дискурса, и, так сказать, их «отражении в глазах собеседника».

В этой статье сделана попытка рассмотреть различия аксиологических (оценочных) аспектов межличностного дискурса представителей русской и западноевропейской культур.

II. Формирование ценностей западноевропейского и русского межличностного дискурса.

Если русский межличностный дискурс сформировало православие, наложенное на языческое восприятие мира, свойственного носителям русского языка в период его становления, то западноевропейское речевое поведение было обусловлено влиянием культуры Древней Греции, Древнего Рима, католической культуры и латинского языка.

Становление личностного речевого взаимодействия в Европе связано с демократизацией греческих полисов, в процессе которого нивелировались сословные преграды и утверждалось личностное начало. Росло индивидуальное сознание, и то, что раньше принималось на веру, теперь подвергалось критике. Свободные греки и римляне могли участвовать в управлении государством, решать судьбы своих соотечественников на суде, совершать военные подвиги и создавать великие произведения искусства. Человек почувствовал свою мощь, и, как известно из древних мифов, порой бросал вызов богам. Боги же превосходили человека только магической силой, но никак не умом и моральными качествами: проиграв состязание с человеком, они могли лишь в бессильной ярости уничтожить его или превратить в какое-нибудь животное.

Античные философы – Сократ, Платон, Аристотель –  разработали понимание личности как человека свободного и вместе с тем подчиняющегося государственному устройству. На этом фундаменте в дальнейшем выросла европейская речевая культура, важнейшими ценностями которой являются:

• приоритетность закона и прав личности;
  • стремление к знанию и познанию;
  • нравственное совершенствование.

В русской же речевой культуре сформировалась несколько иная система ценностей, в которой понятие «закон» отнюдь не занимало главенствующего положения, а концепт «личность» отсутствовал до середины XVII века.

Как уже было сказано, большое влияние на формирование русского культурного архетипа оказало принятие в 10 в. христианства, которое пришло на Русь из Византии в православной форме. Русский человек изначально был подготовлен к восприятию православия (всем ходом собственного развития). Со времен, отмеченных постоянными контактами и противоборствами с соседними кочевыми народами, в русской культуре и национальном самосознании глубоко укоренился фактор случайности, непредсказуемости (отсюда знаменитое русское «авось да небось» и другие аналогичные суждения). Как правило, мировоззрение, складывающееся с ориентацией на факторы случайности и стихийности, исподволь проникается пессимизмом, фатализмом и неуверенностью.

В таком непредсказуемом мире опорой для русского народа явилось православие, в котором земное существование человека не имеет ценности, основной задачей религии является подготовка человека к смерти, а жизнь рассматривается как маленький отрезок на пути в вечность. Поэтому в качестве смысла земного существования признаются духовные стремления к смирению и благочестию, аскетизм и ощущение собственной греховности. При этом русский человек, в отличие от западноевропейского, не ощущал себя отдельной, уникальной личностью, обладающей правами и готовой их защищать; такое поведение, скорее, встретило бы осуждение: в самом деле, военная обстановка -  не самые подходящие условия для раскрытия своей индивидуальности.

Основываясь на упомянутых выше ценностях европейской речевой культуры (приоритетность закона и прав личности, стремление к знанию и познанию, нравственное совершенствование), рассмотрим, как интерпретируются в западноевропейском и русском дискурсе следующие аксиологические аспекты:

1. Личность и общество
2. Межличностные отношения

2. Личность и закон
3. Стремление к знанию и нравственное совершенствование

В качестве образцов речевого материала взяты латинские и русские паремии (пословицы, поговорки и крылатые слова) из работы Т.Е. Владимировой «Призванные в общение. Русский дискурс в межкультурной коммуникации»

III. Ценностные представления и развитие русского и западноевропейского межличностного дискурса.

1. Личность и общество.

В.В. Виноградов в работе «Из истории слова личность в русском языке до середины XIX века» писал: «В системе древнерусского мировоззрения признаки отдельного человека определялись его отношением к Богу, общине или миру, к разным слоям общества, к власти, государству и родине, родной земле с разных точек зрения и выражались в других терминах и понятиях. Отдельные признаки личности были рассеяны по разным обозначениям и характеристикам человека, человеческой особи (человек, людие ,лице, душа, существо и некоторые другие)». Русские люди не мыслили себя отдельно от «мира», действовали сообща и вместе отвечали за результат своей деятельности. Напротив, для дискурса западной Европы, унаследовавшей от античности лично-правовую доминанту, характерна высокая частотность понятия личность. В античной этике, заложившей основы европейской культуры межличностных отношений, важнейшими ценностями являются уважение своих и чужих прав, свобода волеизъявления и ответственность за свои поступки.

Таким образом, если гражданин свободного античного мира воспринимал себя как протагониста на сцене театра, а общество – как хор, осуждающий или одобряющий его действия, то русский человек чувствовал себя воином или военачальником дружины – он был неотъемлемой частью общества.

Вот некоторые латинские и русские поговорки, раскрывающие взаимоотношения между человеком и обществом:

Латинские	Русские
Даже если все, то я – нет (Si etiam omnes, ego non)	Как мир, так и мы
Я памятник воздвиг (Exegi monumentum)	Спесивый высоко взлетает, да низко падает.
Я сделал все, что мог, кто может, пусть сделает лучше (Feci, quod potui, faciant meliiora potentes)	Один ворочаешь – ошибок наворочаешь
Я вышел на арену против своих современников(In arenam cum aequalibus descendi)	Один в поле не воин

[Владимирова, 2010: 97-98; 116-117].

Анализируя семантико-синтаксическую структуру цитат из различного рода латинских источников, Т.Е. Владимирова обращает внимание на их акцентированное личностное начало. «На фоне русских крылатых слов, которым не свойственна форма выражения от 1 лица единственного числа» – пишет автор, «латинские афоризмы представляют собой яркое свидетельство разнообразных способов самоактуализации и утверждения собственной позиции». Что касается русских паремий, то для них характерны неагентивная, безличная либо обобщенно-личная формы;

По мнению С.Г. Тер-Минасовой, «одним из объяснений этого синтаксического пристрастия русского языка может быть все тот же коллективизм менталитета, стремление не представлять себя в качестве активного действующего лица, снимающее ответственность за происходящее».

Очень показателен отрывок из «Анны Карениной», который приводит А. А. Зализняк в статье «Русская языковая картина мира»:

Степан Аркадьич помолчал. Потом добрая и несколько жалкая улыбка показалась на его красивом лице.

– А? Матвей? – сказал он, покачивая головой.

– Ничего, сударь, образуется, – сказал Матвей.

– Образуется?

– Так точно-с.

Степан Аркадьич мог быть спокоен, когда он думал о жене, мог надеяться, что все образуется, по выражению Матвея, и мог спокойно читать газету и пить кофе.

«Если бы Стиве просто кто-то сказал, что все будет хорошо и что это произойдет в результате естественного хода вещей, постепенно и незаметно (что есть своего рода экспликация слова образуется), то он вряд ли бы поверил. Силой убеждения здесь обладает само слово образуется» – комментирует автор.

Как следует из всего сказанного, традиционными ценностями западноевропейского языкового самосознания являются права личности, ее самоактуализация и ответственность за свои действия. В русском же самосознании такими ценностями являются идеалы общинности, соборности, коллективизма.

2. Личность и закон.

Хорошо развитая правовая система древней Греции и Рима обеспечивала защиту прав и свобод граждан, и подтверждение этому содержится во многих латинских выражениях, вошедших в различные европейские языки.

В древнерусском же языке слово «закон» отсутствовало – оно является византийским заимствованием. Вместо него использовался концепт «правда» как нравственный идеал, как «истина на деле, истина во образе; правосудие, справедливость» [Даль. Т.3, 1980: 379].

Носителем истины и вершителем справедливого суда в сознании русского человека мог быть только Бог, а человеческий суд не вызывал доверия, что нашло отражение в ряде русских пословиц.

Вот некоторые латинские и русские высказывания о законе:

Латинские	Русские
Знание законов заключается не в том, чтобы помнить их слова, а в том, чтобы понимать их смысл (Scire leges non hoc est verba earum tenere, sed vim ac potestatem)	Закон, что дышло – куда повернешь, туда и вышло
Закон суров, но это закон (Dura lex, sed lex)	То-то и закон, как судья знаком!
Велика истина, и она восторжествует (Magna est veritas et praevalebit)	Из суда, что из пруда – сухим не выйдешь

[Владимирова, 2010: 95-96; 128-129].

Приведенные здесь латинские высказывания подразумевают уверенность в возможности установления справедливости на земле, русские же паремии эту возможность отрицают.

Таким образом, для западноевропейского сознания характерен приоритет закона и прав личности, тогда как для русского – преобладание нравственного сознания над правовыми представлениями и недоверие к правовой системе в целом.

3. Стремление к знанию и нравственное совершенствование.

Огромное воздействие на европейскую культуру и становление демократических тенденций оказала античная этика, основоположниками которой были Сократ, Платон и Аристотель. Решая проблему соотнесения знания и добродетели, понимаемой как душевное качество, соответствующее назначению человека, Сократ «приравнял добродетель к знанию» (Аристотель), так как путь к добродетели лежит через постижение добра и зла. Сократ посвятил свою жизнь наставлению современников на путь добродетели, но он никогда не преподносил истину в готовом виде. В своих беседах и диспутах он использовал так называемый сократический метод, подводящий собеседника в процессе общения к самостоятельному нахождению и формулированию истины. В итоге поиск истины в процессе всестороннего рассмотрения обсуждаемой проблемы (диалога личностей) приобрел в европейской культуре самостоятельное значение, а владение искусством аргументации стало одной из составляющих культурного человека. Платон, развивая учение Сократа о нравственном совершенствовании, также отождествлял проблему знания с проблемой нравственности. Раскрывая свое понимание души, Платон представлял ее в виде крылатой колесницы, где возница – ум – правит двумя конями – волей и эмоциями. Аристотель в своих трудах использовал гармоничный идеал середины и меры, который в дальнейшем приобрел значение этической нормы общения, прочно вошедшей в европейскую культуру. Учение Аристотеля о совершенном человеке – добродетельной, ответственной, стремящейся к познанию и способной к самоограничению личности, которая знает меру всему – также легло в основание европейской культуры межличностного общения.

Идея Аристотеля о главенстве ума над душой человека была развита в трудах таких философов, как Р. Декарт, (1569-1650), Т. Гоббс (1588-1678), Б. Спиноза, (1632-1677), Дж. Локк (1632-1704), М.Ф.А. Вольтер (1694-1778), Г. С. Спенсер. Назначение религии ограничивалось в их работах функцией побуждения к нравственной жизни ради самосовершенствования (Спиноза) и для гармонизации межличностных отношений (Гоббс). Последний истолковывал запрет Моисея вторгаться в жизнь другого человека как закон справедливости, а христианскую заповедь любви как норму межличностных отношений. Этические взгляды Гоббса во многом разделял Г. Спенсер, считавший, что поддержание хороших взаимоотношений, включая способность жертвовать своими интересами в пользу других, обусловлено дарвиновской эволюцией и представляет собой способ выживания человечества. Дж Милль (1806-1873) создал этическую доктрину утилитаризма, которая трактовала, вслед за Аристотелем и Эпикуром, мораль как средство достижения всеобщего счастья. Особое внимание при этом уделялось следованию стандартам, т. е. «правилам для руководства человеком в его поступках, через соблюдение которых доставляется всему человечеству существование, наиболее свободное от страданий и наивозможно богатое наслаждениями» [цит. по: Гуссейнов, Апресян, 1998:160]

В результате путь нравственного совершенствования в западноевропейском самосознании выглядит следующим образом: ум направляет волю и эмоции к добродетели (истинной или показной) – добродетель ведет к счастью отдельного человека – счастье отдельных людей ведет к всеобщему счастью.

Если говорить о русском самосознании, то концепт «ум» играет в нем куда более скромную роль. Как уже упоминалось, российскому менталитету, сформировавшемуся в условиях постоянно и часто драматически меняющихся исторических событий, присущи иррационализм и фатализм. И. А. Ильин пишет: «из века в век наша забота была не о том, как лучше устроиться или как легче прожить, но лишь о том, чтобы вообще как-нибудь прожить, продержаться, выйти из очередной беды, одолеть очередную опасность». У русского человека просто не было ни времени, ни необходимых знаний, чтобы проанализировать обстановку – требовалось немедленное действие. Человеку оставалось полагаться на случай (нередко судьбоносные решения принимались путем бросания жребия), а после принятия христианства – на Бога. С принятием на Руси православия в народное сознание вошло представление о душе – бессмертной сущности, данной человеку Богом, заключенной в смертное тело. Душа подобна Богу и стремится к нему, а тело стремится к материальным благам и удовольствиям. В зависимости от образа жизни душу можно «спасти», возвратив ее после смерти Богу, или «погубить», продав ее дьяволу. Поэтому цель нравственного совершенствования человека заключается в спасении души и приближении к Богу. Что касается ума, которому нередко дается эпитет «лукавый», то он не имеет божественной природы, и может как помогать совершенствованию, так и мешать – аргументов у него всегда предостаточно.

А. А. Зализняк в статье «Русская языковая картина мира» пишет: «Относительно места интеллекта в русской языковой картине мира можно сказать следующее. Показательным является уже само по себе отсутствие в ней концепта, по своей значимости сопоставимого с душой (значимость концепта проявляется, в частности, в его разработанности, т.е. богатстве метафорики и идиоматики). Ни ум, ни разум, ни рассудок, ни даже голова (имеющая наиболее богатую сочетаемость) на эту роль претендовать не могут. Но главное – в том, что ум в русском языковом сознании являет собой относительно малую ценность. В известном стихотворении Тютчева Умом Россию не понять… содержится не только соответствующее явное утверждение, но еще и скрытая импликация (вытекающая из сопоставления со следующей строкой «аршином общим не измерить») – что истинное знание умом и не достигается; впрочем, тот же смысл дальше выражен явно («в Россию можно только верить»). То есть то знание, которое является истинно ценным, локализуется в душе или в сердце, а не в голове».

Поскольку в русской истории не было практики античного «диалога личностей» и «рождения истины в споре», у русского человека отсутствует традиция всестороннего рассмотрения проблемы и опоры на собственные выводы; человек стремится найти «правильный» объект веры, который бы вел его по жизни. Собственный ум не признается достойным такой важной роли.

Неудивительно, что концепт «вера» составляет основополагающую характеристику российского менталитета, в разные периоды проявлявшуюся как вера в Христа, в царя, в социальную справедливость или в коммунизм. К.А. Абульханова интерпретирует доминантную особенность современных россиян как необыкновенный синтез веры в другого человека (друга), в общество и идеал. Как видим, вера в себя, характерная для западного человека, в этом «сплаве» отсутствует.

«Русский идеализм сочетал в себе определенную умозрительность, возвышенный характер размышлений, выразившийся в поисках правды, истины и смысла жизни, оторвавшихся от практической обыденной жизни» [Абульханова, 1997:8]. Основанная на развитом воображении, мифологичности российского сознания, вера обусловила такую черту исторического русского характера, как терпение. Преодоление трудностей достигалось не решительным вмешательством в ход событий, а смирением и ожиданием перемен к лучшему, при этом страдания рассматривались как испытания веры, посылаемые человеку Богом.

Т. Е. Владимирова указывает, что концепт «совесть» является «важнейшей из доминант» русского межличностного дискурса [Владимирова, 2010: 94-95].

По определению «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даля, совесть – это « нравственное сознание, нравственное чутье или чувство в человеке; внутреннее сознание добра и зла; тайник души, в котором отзывается одобрение или осуждение каждого поступка; чувство, побуждающее к истине и добру, отвращающее от лжи и зла; невольная любовь к добру и истине; прирожденная правда, в различной степени развития» [Даль. Т.4, 1980: 256-257]. Совесть призвана сверять поступки человека с идеалом, и «мучить» человека, если он отступил от «пути истинного». Поэт Е. Евтушенко назвал совесть «вторым именем Бога».

Одним из главных условий спасения души для православного русского человека явилась любовь к ближнему, которая стала «исходным императивом общения и всей жизнедеятельности» [Т.Е. Владимирова, Призванные в общение. Русский дискурс в межкультурной коммуникации, 2010:81]. Христианская этика предписывала верующим совершенствовать себя во взаимодействии с другими и требовала «полного отказа то поступков, приносящих вред другим» [там же].

Итак, путь нравственного совершенства по-русски можно представить так: человек обретает твердую веру в идеал и стремится приблизиться к нему. Проявляя мужество и терпение, он подавляет те стороны своей натуры, которые мешают приближению к идеалу, живет «по совести, по справедливости», проявляет любовь к ближнему, достигает гармонии с окружающими, а затем и собственного счастья.

Разницу между западноевропейским и русским взглядами на нравственное совершенствование выражена в следующих русских и латинских крылатых словах:

Латинские	Русские
Жить значит мыслить (Vivere est cogiare)	Жить – Богу служить
Кого бог хочет погубить, того он прежде всего лишает разума (Quos dues perdere vult, dementat prius	Ум истиною просветляется, сердце любовью согревается
Познай самого себя (Nosce se ihsum)	Люби брата, что себя

[Владимирова, 2010: 96-97; 128-129]

Таким образом, условиями нравственного совершенствования в западноевропейской культуре является познание мира и себя и достижение гармонии между собой и миром, тогда как в русской культуре такими условиями являются верность идеалу и стремление приблизиться к нему.

4. Межличностные отношения

В западноевропейской модели межличностного речевого поведения воплотилась этическая концепция Дж. Милля о следовании стандартам для достижения наиболее комфортного сосуществования индивида с обществом. В западноевропейском дискурсе существуют различные виды речевого поведения – для общения с незнакомыми и знакомыми людьми, с коллегами, клиентами, и т.п. – и множество разговорных клише для выражения дружелюбия, интереса, благодарности, участия в различных ситуациях общения. В зависимости от статуса адресата, ситуации и семейного положения используются различные формы обращения.

Так, согласно сложившейся традиции, в английском языке обращение Sir употребляется при обращении к мужчине, старшему по возрасту, званию, должности или социальному положению. Miss – возможная форма обращения к девушке, молодой женщине. Со словом Miss обращаются покупатели к продавщицам, посетители кафе и ресторанов к официанткам. За последнее время эта форма обращения в применении к работникам сервиса приобрела уничижительный оттенок.

К учителям – мужчинам в школах Британии дети обращаются Mr + фамилия или Sir; к учительнице Miss + девичья фамилия, даже если она замужем, или Miss – традиция, сохранившаяся со времен королевы Виктории, когда работать в школе разрешалось только незамужним женщинам. В США форма обращения к учителю та же, а к учительнице – в зависимости от семейного положения: Mrs + фамилия по мужу, Miss + фамилия, или возраста: Miss Caroline.

Продавец большого магазина обычно встречает покупателя словами Can I help you?, а в процессе разговора может, предлагая товар, употребить формы обращения Sir, Madam, Miss.

Владелец же маленького магазинчика обычно обращается к своим постоянным покупателям Mr + фамилия, Mrs + фамилия, Miss + фамилия, к детям – по имени: Jane, Tom и т.д.

В английском языке существует множество стандартных диалогов, единственная цель которых – продемонстрировать дружелюбие без нарушения границ личностного пространства:

- Goodbye, Frank. Have a good journey!

- Thank you very much.

- See you next Monday.

- Yes, of course. Goodbye!

***

- Excuse me. Is this seat free?

- Yes, it is.

- Thank you. It’s cold evening.

- It certainly is. And the sea is very black!

[Lis & John Soars, 2001:23].

Такие светские беседы (small talks) ограничены определенным кругом тем и развиваются по предсказуемым схемам, что дает собеседникам ощущение безопасности и комфорта.

Typical Small Talk / Типичная светская беседа

 

Typical Small Talk with Foreign Visitor / Типичная светская беседа с иностранным гостем

В русском же языке практически отсутствуют формы обращения к незнакомым людям – их заменяют такие обращения, как «Простите… Извините…» или неформальные «Мужчина! Девушка! Бабуля!». (Попытка вернуть обращения «сударь» и «сударыня» не увенчалась успехом). Клише для светской беседы в русском дискурсе сравнительно мало, так как целью общения традиционно является не защита своего личного пространства от посягательств, а поиск взаимопонимания и духовного родства, что идет от христианской заповеди любви к ближнему. Носителям русского языка, как отмечают англичане, свойственны экспрессия и эмоциональная живость, легкость в выражении чувств, импульсивность и экспансивность в общении. – отсюда задушевное общение с приятными и грубость с неприятными для них людьми.

« В целом следует отметить, – пишет Т.Е. Владимирова – что этикет как совокупность внешних правил в отношении к другим людям не очень понятен русскому национальному самосознанию и в значительной степени воспринимается как принудительный или ритуальный. Подобное отношение объясняется тем, что за этикетным поведением могут скрываться недоброжелательность и даже осуждение или враждебность, а унаследованные русские традиции предполагают естественное общение, в котором органично сочетаются эмоциональная открытость, искренность, истинность и значимость высказывания» [Владимирова, 2010: 209]. Тот же автор пишет о «стремлении русских сказать во что бы то ни стало обо всем, что было и что в процессе разговора пришло на ум» [Владимирова, 2010: 33]. С незнакомыми людьми русские либо совсем не вступают в разговор, либо, если уж вступили, рассказывают им всю свою жизнь. Что касается дружбы, то степень ее искренности, доверительности и импульсивности нередко шокируют иностранцев.

Так, в частности, английский журналист Х. Смит пишет: «Они вступают в дружеские отношения лишь с немногими, но этих немногих нежно любят. Западные люди находят насыщенность отношений, практикуемых русскими в своем доверительном кругу и радующей, и утомительной. Когда русские до конца раскрывают душу, они ищут себе брата по духу, а не просто собеседника. Им нужен кто-то, кому они могли бы излить душу, с кем можно было бы разделить горе, кому можно было поведать о своих семейных трудностях. Как журналист, я нахожу это несколько щекотливым, поскольку русские  требуют друг от друга полной преданности» [цит. по Вежбицкая А., Семантические универсалии и описание языков, М., 1999:341].

Эта искренность и эмоциональная открытость нередко переносится и на профессиональную деятельность. К. А. Абульханова отмечает, что для успеха сотрудничества в России люди должны вступить в личные, доверительные отношения. «В России оказался не выработан опыт социального взаимодействия, основанный на отвлеченной, в определенном смысле безличной обязанности каждого, отсюда зависимость от «хорошего человека и добрых отношений» [Абульханова, 1997:7-37]. Западные  механизмы управления в России часто не работают, так как работники традиционно хотят видеть в руководителе строгого, но справедливого родителя, неравнодушного к их личным проблемам.

Вот некоторые латинские и русские крылатые слова, касающиеся межличностных отношений:

Латинские	Русские
Верный друг познается в неверном деле (Amicus certus in re incerta cernitur)	Друг познается в беде
Где друзья, там богатство (Ubi amici, ibi opes)	Не имей сто рублей, а имей сто друзей
Я свм себе самый близкий (Proximus sum egomet mihi)	Сам погибай, а товарища выручай
Дружба – между равными (Inter pares amicitia)	Одного поля ягоды
Человек человеку волк  (Homo homini lupus est)	В согласном стаде и волк не страшен
Человек человеку бог (Homo homini deus est)	Все мы люди, все мы человеки
Платон мне друг, но истина дороже (Amicus Plato, sed magis fvica veritas)	Худой мир лучше доброй ссоры

[Владимирова, 2010: 96-97; 128-129].

В латинских поговорках мы вновь видим высокую самооценку, стремление отстаивать свои права, чувство меры, а в русских – высокую оценку дружбы и взаимопомощи, стремление к сплоченности и миру, пусть даже «худому».

Итак, в западноевропейском дискурсе существуют традиционные правила, регулирующие разного рода межличностные взаимоотношения, тогда как в русском дискурсе этикет не выработан традицией; он является заимствованием из западноевропейской культуры, не всегда понятным носителям русского языка. В целом межличностные взаимоотношения представителей русской культуры характеризуются большей эмоциональностью и открытостью по сравнению с межличностными отношениями в западноевропейской культуре.

Заключение

Таким образом, основными ценностями западноевропейского дискурса являются:

1. права личности, ее самоактуализация и ответственность за свои действия.
2. приоритет закона и прав личности,
3. познание мира и себя и достижение гармонии между собой и миром
4.  правила, регулирующие разного рода межличностные взаимоотношения

В русском дискурсе можно выделить следующие ценностные доминанты:

1. идеалы общинности, соборности, коллективизма
2. преобладание нравственного сознания над правовыми
3. верность идеалу и стремление приблизиться к нему.
4. эмоциональные, искренние межличностные взаимоотношения

Сравнив ценностные представления западноевропейского и русского межличностных дискурсов, можно сделать вывод о том, что человек западного склада:

1. рационален: вырабатывая цели и убеждения, он руководствуется преимущественно логикой, а не эмоциями, и не принимает идеи на веру; склонен строить долгосрочные планы и скрупулезно их выполнять;
   1. активен: решая проблемы, вырабатывает план действий и немедленно приступает к их исполнению;
   2. инициативен: убежден в своей способности влиять на ход событий; в своих действиях опирается на права личности и закон;
   3. имеет высокую самооценку: не умаляет свои достоинства и значительность;
   4. в межличностных отношениях соблюдает установленные правила, дружелюбен, но оберегает свое личное пространство и не нарушает чужое; проводит границу между дружескими и деловыми отношениями;
   5. эгоцентричен: в первую очередь стремится к собственному благу, а затем – к всеобщему (снимая, таким образом, с окружающих груз своих проблем);
   6. ответствен: не возлагает вину за свои ошибки на окружающих и обстоятельства.

Напротив, человек с российским менталитетом:

1. иррационален: руководствуется в основном эмоциями, стремится обрести веру и подчинить ей свою жизнь, а если нужно – и пожертвовать за веру жизнью; не склонен к долгосрочным планам, делает поправку на непредвиденные обстоятельства, часто рискует, полагаясь на «авось»;
2. пассивен: предпочитает не действовать, а перетерпеть, переждать проблему; надеется, что все «рассосется» и «образуется»;
3. неинициативен: считает, что от него зависит немного; в лучшем случае ожидает изменения ситуации от людей с более высоким статусом, в худшем – не ожидает ничего; скептически относится к представителям закона;
4. имеет заниженную самооценку;
5. в межличностных отношениях не проводит четких границ между своими и чужими интересами; готов многим пожертвовать ради друзей и ожидает от них того же; не чувствует разницу между дружескими и деловыми отношениями, стремится «подружиться» с деловыми партнерами; не считает нужным быть вежливым с неприятными людьми;
6. не ставит (по крайней мере, открыто) себя и свои интересы на первое место, стремится достигнуть благополучия через благополучие окружающих;
7. склонен возлагать ответственность за свои ошибки на окружающих и обстоятельства.

Предпринятое рассмотрение показывает, что речевое поведение представителей двух культур, опираясь на национально-специфические базовые основания, может сопровождаться затруднениями в достижении взаимопонимания.

Следует, однако, оговориться, что названные особенности речевого поведения и черты национального характера присущи, в основном, старшему, «доперестроечному» поколению россиян. Менталитет же молодого поколения, выросшего в условиях преобразования российского общества по западной модели, близок к западноевропейскому.

С другой стороны, мы наблюдаем, что западный менталитет изменился в сторону коллективизма и альтруизма: примерами тому являются движение волонтеров, «зеленых», благотворительность, принятие опеки над детьми-сиротами и т. п.

Эти процессы говорят о том, что между людьми, в конечном счете, больше сходства, чем различий. И наша задача – задача преподавателей иностранных языков – научить студентов понимать свой и чужой менталитет, правильно общаться с представителями другой культуры, заимствовать у них самое лучшее и делиться своим культурным наследием.

 

Список литературы.

1. Абульханова К.А., Мировоззренческий смысл и научное значение категории субъекта\\Российский менталитет: вопросы психологической теории и практики. М., 1997.
2. Вежбицкая А., Семантические универсалии и описание языков, М., 1999:341]
3. Владимирова, Т.Е Призванные в общение. Русский дискурс в межкультурной коммуникации, 2010:
4. Гуссейнов А. А, Апресян Р. Г. Этика: Учебник. М. 1998.
5. Даль В.А., Толковый словарь живого великорусского языка. Т.1. М., 1978.
6. Зализняк А. А, Русская языковая картина мира, http://knowledge.allbest.ru
7. Караулов Ю.Н, Русский язык и языковая личность. М., URSS, 2006].
8. Lis & John Soars, Headway Elementary, Oxford University Press, 2001.
9. Линда Сайпрес Let’s Speak business English! Практика делового общения М., Рольф, 2001.

---

Все статьи автора «Ирина Чернобыльская»