Алексей Иванов по праву считается певцом своего родного Пермского края. Каждое дерево, каждый куст, каждую тропинку он описывает с большой любовью и знанием своего дела, ни одно малейшее изменение природы не ускользает от его внимания. А.А. Москалинский замечает: «В произведениях <…..> Алексея Иванова, мы видим Урал – хребет России не только как некую таинственную горную страну, богатую самоцветами и металлическими рудами, но и как место нахождения интересных, потрясающих своей красотой, рек» [3].
Одна из главных тем романа А. Иванова «Географ глобус пропил» – «смысл реки» (термин Г.М. Ребель) [4]. В романе автор описывает две реки: Поныш и Ледяную. Это реальные географические объекты – две небольшие по размеру реки, которые протекают в Пермском крае. Примечательно, что описания природы даются глазами главного героя – учителя географии Виктора Сергеевича Служкина. Именно он понимает этот невиданный «смысл» и пытается привить это понимание своим ученикам: «В природе, мне кажется, всюду разлито чувство, но только в реках содержится мысль<….> Хочется мне, чтобы ещё кто-нибудь почувствовал это — смысл реки…». Река и мир природы вообще контрастирует с социальным миром, с неупорядоченной жизнью людей, «помимо своего изначально заданного этико-эстетического наполнения, обнаруживает тенденцию целенаправленного движения к смыслу национальной судьбы» [4].
Река в романах Иванова выступает как живая субстанция: «Поныш, который летом был шириною едва ли в двадцать шагов, сейчас разлился так, что затопил ельник на противоположном берегу докуда хватает глаз. Весна выдалась поздняя и дружная. Талые воды со склонов гор, из урочищ хлынули сплошным потоком. Этот поток стремительно нес сорванные ветки, источенные льдины, куски мха и дерна, недогнившую листву, обломки коры, черную траву. На стволы деревьев накрутило юбки из бурого мочала. Грязная пена тянулась по быстротоку, сбивалась в комья над водоворотами. Поныш был мутным, как самогон» [2]. Манера описания Иванова такова, что мы по мельчайшим деталям можем догадаться о характере реки. Например, автор описывает течение реки Поныш, которое несет: «сорванные ветки, источенные льдины, куски мха и дерна» [2]. Сразу же представляется поток, который сносит все на своем пути, бурный и дикий. Одним лишь четким сравнением Поныша с самогоном писатель передает цвет и нрав реки, подчеркивает, что это не кристально – чистая спокойная горная река, а только что проснувшаяся стихия, словно пьяная от своего недавнего пробуждения, поэтому никого и ничто не щадит на своем пути. Размер Поныша А. Иванов передает через фразеологизм «до куда хватает глаз» [2], тем самым сближая реку с русским характером.
На протяжении романа образы двух рек контрастируют: «Поныш был диким, свирепым, первобытным. Он был словно только что создан природой и брошен на землю, не готовую его принять. Он бурлил, бился в скалы, топил леса, пер напрямик, выворачивал деревья. А Ледяная совершенно иная. Глубокая, спокойная и ровная вода мерно и мощно идет в крепких берегах. Ложе реки емкое, и половодье не переливается за края, смешивая твердь и хляби. Здесь все кажется движущимся по прочному, надежному, многократно себя оправдавшему порядку. На Поныше весна была катастрофой. На Ледяной весна – величественный, издревле ведущийся ритуал» [2].
Каждая река в романе имеет свой «характер», свою индивидуальность: спокойная, величественная Ледяная и бурный, дикий Поныш. Один из излюбленных приемов А. Иванова – олицетворение, но также при сопоставлении двух рек он использует градацию («Он бурлил, бился в скалы, топил леса, пер напрямик, выворачивал деревья»), для того чтобы ярче показать грозный нрав реки Поныша и его отличие от Ледяной.
Рядом с речным пейзажем в романе часто встречается и горный пейзаж. Например, описание горы Шихан: «Стена Шихана напоминала измятую и выправленную бумагу. На ее выступах лежал снег, кое-где бурые пятна выжженных холодом лишайников. В громаде Шихана, угрюмо нависшей над долиной, было что-то совершенно дочеловеческое, непостижимое ныне, и весь мир словно отшатнулся от нее, образовав пропасть нерушимой тишины и сумрака. От этой тишины кровь стыла в жилах и корчились хилые деревца на склоне, пытающиеся убежать, но словно колдовством прикованные к этому месту. Шихан заслонял собою закатное солнце, и над ним в едко-синем небе горел фантастический ореол» [2.] В данном отрывке соединяются подробное и красочное описание горы и символический подтекст. В.В. Абашев замечает по этому поводу «В описании решительно главенствует необыденное и интенсивное переживание ландшафтного феномена. Это чувство ищет выражения в нагнетании гиперболизированных и эмоционально насыщенных определений: в шихане есть что-то непостижимое, дочеловеческое, колдовское, вызывающее ужас, от чего кровь стынет в жилах» [1]. В тоже время зрительное описание Шихана создается при помощи простых деталей (снег, пятна лишайника), а также сравнения горы с измятой и выправленной бумагой, которое «дает представление одновременно и о рельефе, и о цвете каменной стены» [1].
Помимо описания горы Шихан А. Иванов изображает скалу Семичеловечья: «По длинной дуге мы несемся вперед. И вот из-за поворота навстречу нам и вверх лезут каменные стены. Ельник оттягивается в сторону, как штора. Не просто огромная, а чудовищно огромная скала, как гребенчатый динозавр в траве, лежит на левом берегу в еловых дебрях. На общем скальном фундаменте, вдоль которого летит Поныш, громоздятся два кривых утеса. Левый сверху расколот на три зубца, а правый расщеплен на четыре. И между утесами фантастическим сверлом ввинчивается вверх, разбухая на конце, узкая щербатая башня – Чертов Палец. Семь пиков — семь Братьев,скала Семичеловечья. Еловые копья вонзаются Братьям под ребра» [2].
Здесь прослеживается трехмерное восприятия пейзажа. Одно описание скалы совмещает в себе фантастический, мифологический и горный пейзаж. Вначале описание построено таким образом, что создается ощущение нечто сказочного и таинственного. Герои как будто попадают в другой нереальный мир, где «вверх лезут каменные стены», ельник отодвигается, приглашая героев в необычный мир – центром которого является лицезрение огромнейшего динозавра. Это ощущение создается при помощи необычных эпитетов, сравнений, олицетворений. Однако А. Иванов тут же выхватывает из этого мира и погружает в реальность, где это все оказывается лишь «двумя кривыми утесами». Далее писатель дает намек на легенду племени манси: «Семь пиков – семь Братьев, Скала Семичеловечья». В ней говориться, что на вершине этой таинственной горы в плохую погоду заблудились семь манси, которые из-за плохой видимости и холодного ветра застыли и превратились в камни, которые до сих пор украшают вершину этой горы. Одним лишь предложением «Еловые копья вонзаются Братьям под ребра» автор ярко передает суть этой легенды.
Пейзажи рек и гор в романе можно сравнить с восточной традицией, в частности китайской. Как известно в Китае пейзажи «гора-вода» занимают центральное место. Они выступают как две противоположные стихии, которые нуждаются друг в друге, чтобы обрести целостность. Река как правило некая динамичная субстанция, которая находится всегда в движении и символизирует собой скоротечность. Гора – это нечто статичное, олицетворяющая вечность, пристанище духа, покой души.
Если обратиться к тексту романа «Географ глобус пропил», то ясно прослеживается сочетание «гора-вода». Как и в китайской традиции, река в романе находится в постоянном движении («летит Поныш», «ледяная неспешно изгибает свои природные створы»). Река в романе – это не просто живое и подвижное начало, она является хранителем культуры и истории народа.
Стоит отметить, что описание рек у Алексея Иванова мифологизировано. Они не просто строятся на контрасте, а олицетворяют два противоположных начала. Так, Ледяная – символизирует глубинный покой, мягкость, безбрежность: «Глубокая, спокойная и ровная вода мерно и мощно идет в крепких берегах». В тоже время Поныш – олицетворение опасности: «Сила течения так велика, что весла едва не вышибает из рук».
По словам В.В. Абашева, «в каждом романе Иванова есть эпизод потрясенного созерцания горы как явленной силы, миг девинации, откровения» [1]. Поэтому горы чаще всего воспринимаются в нескольких плоскостях, несут в себе нечто мифическое и необычное. Сюда же можно отнести символику пещер, как проход в инобытие. В романе это пещера Чертов палец. Так дети увидев, познакомившись с ней поняли, что это не просто каменная глыба, а хранилище вечности, «она вдруг оказалась насыщенной смыслом, кровью, историей» [2].
В романе на ряду с прозаическим описанием рек присутствуют и лирические «вставки». Это стихотворения Виктора Служкина («Дальний путь. Серый дождь над росстанью.»). Оно встречается в главе «Сосна на цыпочках». В нем говорится о том, что на росстани стоят бойцы, которые собираются на сплав по реке Ледяной. Произведение стилизовано под фольклор, включает в себя элементы исторической, ямщицкой, авторской песен.
Обращение героя к фольклору неслучайно. Тем самым подчеркивается русское начало реки. Река – это особый самостоятельный мир. Она хранит национально-культурное наследие страны, ее историю. Это мир сплавщиков, рыбаков. Также это прослеживается в образах, которые присутствуют и в лирике, и в прозе. В частности это образ заброшенной церкви: « К храму не ведет ни единого следа.<….> Старый вход заколочен. Окна алтаря заложены кирпичом. Штукатурка на углах выщербилась» или «Ветхий храм на угоре ветреном» [2]. Церковь как некий символ истории, времени, эпохи. Ведь не смотря на то, что «стены церкви исцарапаны, исписана матюками», она все еще хранит в себе сакральный смысл, судьбу русского народа. Также как и заброшенный мост, построенные зеками и старая пристань: «Рваный шрам на валунной пристани…» [2] «Недаром даже служкинский ученик Чебыкин вспоминает «демидовское железо». И тогда географ рассказывает отцам: «про закопченные заводы Демидовых и Строгановых, про плотины и пруды, про барки и сплавщиков, про весенний вал, на гребне которого летели к Перми железные караваны, рассказываю про каменные тараны бойцов, про риск и гибель, про нужду и любовь, которые снова и снова выстраивали людей в ряд у могучих весел-потесей» [2].
Однако река – это не только хранитель истории русского народа. Также она олицетворяет собой природный цикл, цикл жизни человека, о чем говорит кольцевая композиция служкинского стихотворения «Дальний путь. Серый дождь над росстанью. <…> Нам с тобой дарят одиночество Ледяной голубые росстани». Соотношение человека и природы в романе наполнено внутренним смыслом. Цикличность природы - это неподвластность времени, на этом фоне человеческая жизнь с ее проблемами и бедами составляет нечто противоестественное, длящаяся один миг. Сам Служкин замечает по этому поводу: «Пять дней - по меркам города немного. Но по меркам природы в этот срок входят и жизнь, и смерть, и любовь. Но по меркам судьбы эти пять дней длиннее года, который я проработал в школе» [2].
Таким образом, изображение гор и рек является важной частью художественного мира А. Иванова. Картины природы способствуют раскрытию историко-культурного и национального смыслов произведения, его главной идеи. Способствуют усилению настроения романа. При этом горы и реки выступают как динамичные субстанции, наделенные человеческими качествами; они взаимодействуют между собой в соответствии с восточной традицией.
ЛИТЕРАТУРА
1. Абашев, В. В. Поэзия пространства в прозе А. Иванова / В. В. Абашев Абашева, М.П Абашева; Сибирский филологический журнал. - Новосибирск: 2010,№2. - С. 81-91.
2. Иванов А. Географ глобус пропил [Электронный ресурс]/ А. Иванов/ Режим доступа: http://lib.ru/RUFANT/IWANOW_A/ geograf_globus_propil.txt (дата обращения 10.11.2012)
3. Москалинский А. А. Река как основной географический образ в художественной литературе / А. А. Москалинский // Псковcкий регионологический журнал. – 2010. –№10.- С. 141-146.
4. Ребель Г.М. Уроки географа [Электронный ресурс] / Г. М. Ребель // 200601218 Литература, Издательский дом «Первое сентября». – 2006 – № 12. Режим доступа:http://lit.1september.ru/article.php?ID=
5. Ребель Г.М. Явление географа или живая вод а / Г. М. Ребель // Октябрь. – 2006 – №4.
6. Долгих Т.Д. Основные мотивы романа А. Иванова «Географ глобус пропил» / Т.Д. Долгих // Филолог.- 2004 – №4.