Л. Петрушевская предлагает собственную концепцию «ницшеанского» типа личности в двух гендерных вариациях. Женское предназначение, по мнению писательницы, состоит в том, что подчиняясь материнскому инстинкту защиты потомства, она осваивает и преобразует мир. Женщина разрушает, устраивает революцию и даже убивает только ради созидания, то есть защиты или помощи, установления справедливости по отношению к ребёнку, старику, «маленькому человеку». При этом она движима материнским инстинктом – защитить своё родовое гнездо, а также любого слабого, несправедливо обиженного. Ницше схоже выразился о женщине как о существе, «отличающимся ясновидениемв мире страданий и, к сожалению, одержимом страстью помогать и спасать, страстью, далеко превосходящей её силы» (Ницше, http://www.nietzsche.ru/works/other/mudrost/). Самоотверженное стремление спасать мир, таким образом, по Ницше есть истинно женская черта. Как писал философ, «Величайшеев великих – это материнское. Отец – всегда только случайность» (Ницше, 1998, с. 753)¹.

У Петрушевской есть героини, которые поступают по-ницшеански.В повести Л.Петрушевской “Время ночь” героиня – «пифия», «воплощённая совесть народа», она своими криками всех спасает. Её жизненное кредо – «не дорожить покоем ради подлинной жизни». Тольков борьбе за добро она обретает громкий голос: спасает женщину от бандитского нападения. Безжалостно, не дорожа приличиями, она спасает девочку от возможного инцеста, не боясь навлечь на себя гнев всего общества, даже провоцируя его, чтобы отвлечь внимание отца от ребёнка: «При мнев трамвае один вёз, видимо, дочь из детсадика домой. И измучил её поцелуямив рот. Я сделала ему резкое замечание через весь вагон. Он очнулся как от преступления весь малиновый и возбуждённый, а дочь несчастная лет пяти уже совершенно скисла от смеха, от щекотки, потому что он ещё её и щекотал. Он очнулся и стал грязно меня ругать, глядя затравленными и обиженными глазами. [...] Слава Богу, он отвлёкся на меня, он горит теперь другим желанием, задвинуть мне кулаком по харе. И может быть, теперь каждый раз, когда он захочет подвергнуть ласкам свою дочь, он вспомнит меня и переключится на ненависть. И опять я спасла ребёнка! Я все время всех спасаю! Я одна во всем городев нашем микрорайоне слушаю по ночам, не закричит ли кто!» (Петрушевская, 1996, с. 368)². Героиня, по сути, этим поступком отвергает «мораль рабов», то есть «мораль полезности»,в её ницшеанском понимании.

Героиня повести “Свой круг” (первая публикация в журнале “Новый мир”, № 1, 1988; вошла в сборники “Бессмертная любовь”, 1988; “Свой круг”, 1990; “По дороге бога Эроса”, 1993; “Тайна дома”, 1995; “Дом девушек”, 1999; “Такая девочка”, 2002; “Колыбельная птичьей родины”, 2008; “Конфеты с ликёром (истории из жизни)”, 2011) находясь на пороге смерти, делает отчаянную попытку сохранить благоприятные условия жизни для своего сына. Тут Петрушевская вновь показывает «женский» вариант ницшеанства: героиня, которая идёт против толпы, против коллективной морали, общепринятых убеждений. Она манипулирует «своим кругом», потому что безжалостно обнажает ту истину, которую эти люди скрывают, прежде всего, от самих себя. Её интерпретация отношений Мариши к мужу и любовнику заставляет вспомнить безжалостный афоризм Ницше: «Женщина не хочет признаваться себе, насколько она любитв своём возвышенном мужчину (именно мужчину); оттого обожествляет она “человека”в нем – перед собой и другими» (Ницше, 1998, с. 754). В рассказе “Свой круг” перед нами семья – константа, которая включена в «свой круг» – круг друзей. Объединяет ли людей общая жизнь? Нет. Героиня выше своих друзей и сознательно встаёт «по ту сторону» добра и зла, отвергая конвенциональность их морали и общественных приличий (причём делает она этов Пасхальный день). Она имеет смелость говорить правду, которая вскрывает истинные, тщательно скрываемые ими мотивы действий («я всегда говорю правду»). Она смеётся над «своим кругом»,в душе переживая боль от измен мужа (ср. Ницше: «Только несгибаемый вправе молчать о самом себе» (Ницше, 1998, с. 757). Но по-настоящему «по ту сторону человеческого», толпы друзей, которую объединяетв «свой круг» нечто вроде стадного инстинкта, она стала только ради ребёнка. Она совершила жестокий по меркам человеческой этики поступок – ударила сонного ребёнка по лицу до крови.Все её друзья шокированы этим, и только читатель может оценить степень её самопожертвования: великолепно зная, чтов её друзьях силен биологический инстинкт защиты потомства, она решает «нажать» на это единственное их слабое место. Она знает, что умирает. Её сыну вскоре предстоит стать полным сиротой при живом отце. Её удар по щеке, нанесённый маленькому сонному ребёнку,в одиночестве сидящему под закрытой дверью своего дома глубокой ночью, был жестокостью или подвигом? Парадокс: жизнь среди людей ставит героинюв такие условия, что продуманная, спланированная, рациональная жестокость по отношению к ребёнку есть условие материнского подвига. Пощёчина есть для героини способ самопожертвования: она жертвует своими святыми материнскими чувствами, становится «за грань» родительских чувств, человеческой этики и морали – только ради того, чтобы её мальчик не был отправлен после её смертив детский дом, а был принят родным отцом. Она знает, что её сына его отец, увлечённый строительством собственной новой семьи, не примет. Только хладнокровная манипуляция толпой может дать ей надежду, что Алёша не останется совершенно одиноким. Поэтому она теряет самое дорогое и даёт ребёнку пощёчину вместо материнского благословения: окружающие заставили пойти её на это, и у неё нет иллюзий насчёт их душевного благородства (ср. Ницше: «незаурядный человек познаетв несчастье, сколь ничтожно все достоинство и порядочность осуждающих его людей. Они лопаются, когда оскорбляют их тщеславие, – нестерпимая, ограниченная скотина предстаёт взору» (Ницше, 1998, с. 765).

Героиня становится «по ту сторону» добра и зла – ради добра. Она уверена, чтов конце концов её мальчик поймёт и простит её.В толпе друзей, поведение которых мотивируется главным образом природными инстинктами, пощёчина становится материнским благословением. У неё не было других средств обеспечить будущее сына. Она разъединила себя и своих друзей, себя и своего ребёнка – и собрала новую семью для него, ради него, ценой своих материнских чувств.

В рассказе «Выбор Зины» Петрушевская показывает, что поступок убийцы Зины на самом деле был подвигом во имя любви к тем двум детям, которых ещё можно было спасти. Цена спасения страшна: она должна прежде всего убитьв себе материнские чувства по отношению к самому маленькому, новорождённому сыну, родившемуся уже после смерти отца. Фактически у Зины был выбор: умирают два старших ребёнка и она сама, или «вымораживается» младший. Это убийство, но одновременно это поступок, за который невозможно осуждать: за ним, так или иначе, стояла святая материнская любовь и страшная жертва.

Если женщина встаёт на путь ницшеанства, только защищая своё потомство от опасности, то мужское ницшеанство направленов сферу интеллектуального, духовного освоения мира. Западный человек, мировоззрение которого ориентировано на «ratio», на протяжении культурного развития многократно обращался к восточной философии, религии, эстетике как к противоположному типу миросозерцания. Таким образом он пытался найти некую точку гармонии между разумом и чувствами. Ницшев буддизме видел «идеал человека, полного крайней жизнерадостности и мироутверждения, человека, который не только научился довольствоваться и мириться с тем, что было и есть, но хочет повторения всего этого так, как оно уже было и есть, во веки веков…» (Ницше, 1992, с. 66)³. Буддистская философия, которую герой рассказа “Дорога Д.”(вошёлв сборник “Чёрная бабочка”, 2008) усвоил на Востоке, даёт ему возможностьв созерцании Абсолюта полностью отрешиться от жизненных проблем, от общения с людьми. Иногда он общается с туристами-соотечественниками, но это сугубо деловое общение, цель которого – добиться денежных пожертвований на существование храма. Он по-прежнему не любит людей. Его религиозная практика имеет скорее эгоистический рационально-логический характер, она не делает его сердце открытым и добрым. Его дерматологические проблемы разрешает отсутствие конфликтов с самим собой и с окружающим миром, слияние с природой, похожей на райский сад. Он забывает о суете жизни, отношениях с коллегами, с мамой. Он считает, что этот путь «от» людей – единственная возможность пути «к» самому себе, к своей духовной сути.В его сознании возникает двойная мораль: по отношению к матери, которую бросилв одиночестве, он поступает жестоко, как эгоист, по отношению к Божественному Абсолюту он достигает духовного просветления, и старик-учитель им очень доволен. Что заставило героя вернуться на родину? Достигнув высшей ступени освобождённо-просветлённого сознания, герой Л.Петрушевскойв звуках читаемой им мантры слышит напоминание слова «мама». Это и была истина возвращения к первоистокам, ответ на его мировоззренческий поиск.

Когда он попадает на родину, его встречает совсем другая, суровая русская природа, множество житейских и материальных проблем. Он видит свою маму – беспомощную одинокую старушку, которая отвергнута чужой семьёй, выгнана за пределы её дома, и сердцем решает, что его онтологический поиск окончен: буддистская нирвана выражает центростремительное направление духовных сил, а милосердие – центробежных: конкретной, земной, деятельной любви, которая выражаетсяв заботе о старой маме, практически превратившейсяв брошенного, потерявшегося ребёнка. Он проделал свой путь, чтобы вернуться к истоку: к семье, близкому человеку, к подлинно человеческим связям.Восточная философия была для него одним из этапов формирования мировоззрения, важным, показавшим принципиальную возможность гармонии, но она не разрешила его духовных проблемв отношениях с людьми. Конечным пунктом его духовной эволюции становится деятельная, сердечная, наивная любовь к «милым» мелочам жизни на родине, к несовершенному, но нуждающемусяв любви другому человеку, к исполнению сыновьего долга, выражающего благодарность за данную мамой жизнь. Пройдя через этап «ницшеанского» мироотношения (свободу «от»), он приходит к свободе «для»: мать и была воплощением того идеального, абсолютного, сверхличного начала, которое он искалв своих буддистских практиках.

Наличие способности к переживанию высших эмоций: сострадания и любви, самопожертвования, прощения делает человека человеком. Это понимание солидарности, которое противоположно коллективизму, воспитываемомув советском человеке. Петрушевская, вслед за Ницше, не питает иллюзий насчёт человеческой природы: «так сказал Ницше / а он не соврёт / что потребление пищи / это торжество сил и утоление / инстинкта власти / итак / следуем за Ницше / берём бутерброд / и он смиренно / как нищий (а кто бы его спросил) / исчезает /в нашей пасти» (Петрушевская, 2009, с. 58)⁴. Так же, как бутерброд,в пасти сильных и злых исчезают добрые и слабые. Зло сильнее добра, потому что имеет больший энергетический потенциал. Сыновья Грозной (рассказ “Маленькая Грозная”, первая публикация – журнал “Знамя”, №2, 1998; затем публиковалсяв сборниках “Дом девушек”, 1999; Богиня Парка, 2004; “Конфеты с ликёром (истории из жизни)”, 2011) протестовали против деспотизма родителей, но сила остаётся силой буквально до тех пор, пока не иссякнет «energia vitae». Когда жизненная энергия исчерпана, агрессор становится похож на ребёнка, бессильно протягивающего ручки навстречу своим прежним жертвам. То есть зло обусловлено физиологией, биологическими инстинктами, степенью заложенной «воли к жизни», потребностьв реализации которой автоматически выводит человека за границы морально-нравственной сферы.В этом случае высшие психические процессы не справляются с управлением низшими инстинктами.

Идею рассказа “Бацилла” (входитв сборник “Дом девушек”, 1999; “Реквиемы”, 2001) иллюстрирует следующий парадоск: «на стене / граффитчики написали / то чтов голову занесло / какое-то слово / ницши / то ли неграмотные / то ли употребили / множественное число /в философию ницше / вникши» (Петрушевская, 2008, с. 668)⁵. Петрушевскаяв рассказе изображает хиппи-ницшеанцев, каждый из которых даёт себе право стать по ту сторону человеческой морали, потому что защищает своё имущество, жизненное пространство, интересы стаи, к которой он принадлежит. Писательница скептически относится к возможности воплощения идеи «всемирного братства», торжествав социуме идей сострадания, всепрощения и всеприятия. Бацилла – гениальная поэтесса и музыкант – безжалостно изгнана из «своего круга» хиппи. Она – жертва хиппи-ницшеанцев, хиппи-охотников (оксюморон!), загнавших её своим поразительно последовательным бессердечием на подоконник и равнодушно констатировавших, что она «умерла от огорчения». Толпа, стадо не любит, когда кто-то выделяется, нарушает её правила. Коммуна хиппи – тоталитарная система, жестокая и утопичная, как и любая попытка организовать совместное проживание людей на основах равенства и братства (например см.: “Дом девушек”, 1999; входитв сборники “Дом девушек”, 1999; “Реквиемы”, 2001).В представлении Петрушевской, есть только две логики: сильного (охотника, доминанты, причём каждый член стаи хочет ей стать) и слабого (поэта, сумасшедшего, ребёнка, беззащитного, не имеющего когтей и клыков). Безнравственная сила присваивает себе моральное право распоряжаться чужой жизнью: так понимают ницшеанскую личность изображённыев рассказе хиппи. Толпа, стадо, загоняют слабогов ловушку, масса строго подчиняется доминантной особи. Петрушевская показывает парадокс: коллективизм порождает изоляцию, братская любовь хиппи имеет «законные» исключения. Ещё один парадокс – именно высокие качества героинив социуме ставят еёв положение жертвы. Такой человек просто не способен на сопротивление и поэтому обречён на гибель. Петрушевская сохраняет парадоксальную предикацию Ницше, которую можно сформулировать следующим образом: «истинное добро есть право сильного и смелого человека, стоящего по ту сторону общепринятой морали», и на ее основе создает новые парадоксальные предикации: «женщина-мать – ницшеанская личность»; «мужчина-исследователь, познав мир, вернется к семейному истоку»; «хиппи – «дети цветов» – живут по тем же законам стаи животных, что и все остальное общество». 

Итак, Л.Петрушевская предлагает собственную концепцию «ницшеанского» типа личностив двух гендерных вариациях; при всей разнице «мужского» (интеллектуальный поиск) и «женского» (защита потомства) типа ницшеанства они имеют единый вектор и парадоксально направлены к вечным, универсальным гуманистическим ценностям, указывает на опасность поверхностного понимания идей Ницше, при этом она близка и к традициям русской классической литературы, поставившейеще в период романтизма проблему имморализма и “сверхчеловека”: «мы все глядимв Наполеоны; двуногих тварей миллионы для нас орудие одно…» (А.С.Пушкин, Евгений Онегин(гл. 2, строфа 14), затем сформулированную Достоевским («Тварь дрожащая, или право имею?»).

Таким образом, при всей разнице «мужского» (интеллектуальный поиск) и «женского» (защита потомства) типа ницшеанства, в представлении писательницы они имеют единый вектор и парадоксально направлены к вечным, универсальным гуманистическим ценностям.

Все статьи автора «Штырова Алима Николаевна»