Пейзаж с центральным образом метели в художественно-речевой системе А.П.Чехова занимает особое место[1, с. 87].
В основе пейзажа лежат образы метели, снега, обладающие наибольшей частотностью употребления. В макроконтексте они представлены следующими лексемами: вата, хлопья, саван, серебро, снежный туман, облака снега, слезы и др. «На стеклах плавали слезы и белели недолговечные снежинки. Снежинка упадет на стекло, взглянет на дьячиху и растает… » (Ведьма) [2, с.375].
Снег для А.П. Чехова – это многозначный символ, одно из значений которого ‘снежный покров’, где индуцируются семы ‘легкое’, ‘светлое’, ‘красивое’, а также символ мечты, светлого мироощущения. Об этом снеге А.П.Чехов писал Суворину: «Жаль, что Вы не приедете в Москву, очень жаль. В Москве выпал снег, и у меня теперь на душе такое чувство, какое описано Пушкиным – “Снег выпал в ноябре, на третье в ночь… в окно увидела Татьяна…” и т.д.» [3, с. 281]. «От них шел легкий прозрачный свет и нежно, точно боясь оскорбить стыдливость, касался белой земли, освещая все: сугробы, насыпь…» (Шампанское) [4, с. 14], «Стало легко, свободно и чисто на душе, как будто и душа умылась или окунулась в белый снег» (Бабье царство) [5, с. 273]. У лексемы белый актуализируется значение ‘цвет чистоты, непорочности’.
С другой стороны, выявляется ассоциативная связь холода, одиночества и смерти. Так, один из способов индуцирования семы ‘смерть’ в семантической структуре лексемы снег – использование для обозначения реалии лексемы саван; употребление слов со значением могильной анатомии: могила, ад. Словари фиксируют у слова саван общеязыковое значение – «покров снега». Некрологическое наполнение лексемы подчеркивается ее связями с понятием смерть в контексте всего пейзажа.
На развертывании образа метели строится все описание зимнего пейзажа А.П.Чехова. Наиболее ярко этот образ представлен в таких рассказах, как “Ведьма”, “На пути”, “То была она!”, “Беспокойный гость”, “Убийство”, “Воры” и др. В основе каждого из рассказов лежит одна схема: зимняя непогода, вечер, путники, застигнутые в дороге разбушевавшейся стихией. Сбившись с пути (мотив дороги сменяется мотивом бездорожья), они выходят к сторожке, дому, трактиру, где вместе ожидают конца метели. Непогода способствует встречи и знакомству разных людей. На лексическом уровне особенность создания образа метели проявляется в обильном использовании глаголов, придающем образу и самому пейзажу динамичность. «Его сторожка врезывалась в ограду, и единственное окно ее выходило в поле. А в поле была сущая война. Трудно было понять кто кого сживал со света и ради чьей погибели заварилась в природе каша, но, судя по неумолкаемому, зловещему гулу, кому-то приходилось очень круто. Какая-то победительная сила гоняласьза кем-то по полю, бушевала в лесу и на церковной крыше, злобно стучалакулаками по окну, метала и рвала, а что-то побежденное выло и плакало… Жалобный плач слышался то за окном, то над крышей, то в печке. В нем звучал не призыв на помощь, а тоска, сознание, что уже поздно, нет спасения. Снежные сугробы подернулись тонкой ледяной корой; на них и на деревьях дрожали слезы, по дорогам и тропинкам разливалась темная жижица из грязи и таявшего снега. Одним словом, на земле была оттепель, но небо, сквозь темную ночь, не видело этого и что есть силы сыпало на таявшую землю хлопья нового снега. А ветер гулял,как пьяный… Он не давал этому снегу ложиться на землю и кружил его в потемках, как хотел” (Ведьма) [6, с. 375].
В рассказе “Ведьма” образ непогоды представлен следующими глагольными лексемами: сживая, заварилась, приходилось, гонялась, бушевала, стучала, метала, рвала, выло, плакало, слышался, звучал, гулял, кружил и др. В описании треть лексического материала обозначает движение (деепричастие и личная форма глагола), что позволило А.П.Чехову через движение показать идею времени – его быстротечность, мгновенность, с которой происходят события. Живой образ метели показан как неожиданно возникшая, набравшая силу, яростно мчащаяся, кружащаяся, злобствующая и, наконец, потерявшая свою силу, побежденная, «глубоко несчастная» стихия.
А.П.Чехов часто использует неопределенные местоимения, чтобы дать цельный образ, не вдаваясь в подробности, точные, детальные описания, когда несколькими штрихами обозначается первое впечатление от увиденной картины. Этот художественный прием позволяет будить воображение и мысли читателя. Тем самым осуществляется декодирование “загадки” самого образа: кто кого, кому-то, какая-то сила, за кем-то, что-то и др.
В “пейзаже-метели” описание построено на развертывании главного образа метели по спирали, как бы повторяющей движение самого этого явления, в котором используются: анафора между предложениями (А в поле… А ветер… ), противительные союзы но и а внутри предложений, лексический параллелизм («Какая-то победительная сила гонял ась за кем-то по полю, бушевала в лесу и на церковной крыше, злобно стучала кулаками по окну, метала и рвала, а что-то побежденное выло и плакало» (Ведьма) [7, с. 375].
Всю лексику, создающую образ метели, можно разделить на две тематические группы – ТГ “Злой, сильный” и ТГ “Слабый, сломленный”, представленные следующими лексемами: ТГ “Злой, сильный”: злоба (злобствующий, злятся, злобно), ярость, зверь, чертовщинка, бешеное, зловещий, адское, грозило, стучал, бушевал, метал, рвал, отпевал и др.; ТГ “Слабый, сломленный”: стон, тоска, рыдания, плач, глубоко несчастное, жалобный, плакало, умоляло, жалобно скрипела и др.
Такое противопоставление лексики при создании образа показывает, что в описании природы центральным стержнем картины становятся разбушевавшиеся, враждебные человеку демонические силы, несущие в себе угрозу и одновременно чувствующие свое бессилие. Отсюда мотив тоски, страдания, болезненности восприятия от того, что они оказались всеми покинутыми. Такими чертами наделяется образ метели, поскольку в основе его лежит архетип Трикстера [8]. Это Плут, Озорник, Обманщик. С одной стороны, он тесно связан с Тенью, с другой – с Ребенком. Его характеризуют безудержная страстность, буйство и инфантилизм. Он «в своих наиболее отчетливых проявлениях предстает как верное отражение абсолютно недифференцированного человеческого сознания, соответствующего душе, которая едва поднялась над уровнем животного» [9,с. 21].
Как известно, архетип Трикстера по своей природе изначально двойственен. В рассказе “На пути”, с одной стороны, что-то бешеное, злобное, «с яростью зверя металось вокруг трактира, а с другой стороны, оно было «глубоко несчастное», «то грозило, то умоляло», «то утихало ненадолго, то с радостным предательским воем врывалось в печную трубу» [10, с. 463]. Чтобы раскрыть демоническое начало, писатель сравнивает метель с чертовщиной, “чем-то адским”, саваном: «На дворе шумела непогода. Что-то большое, злобное, но глубоко несчастное с яростью зверя метал ось вокруг трактира и старалось ворваться вовнутрь. Хлопая дверями, стуча в окна и по крыше, царапая стены, оно то грозило, то умоляло, а то утихало ненадолго и потом с радостным, предательским воем врывал ось в печную трубу, но тут поленья вспыхивали и огонь, как цепной пес, со злобой несся навстречу врагу, начиналась борьба, а после нее рыдания, визг, сердитый рев. Во всем этом слышались и злобствующая тоска, и не удовлетворенная ненависть, и оскорбленное бессилие того, кто когда-то привык к победам» (На пути) [11, с. 463]. Вместе с тем в каждом пейзаже звучит и мотив поражения злобных сил: «Что-то побежденное выло и плакало. Жалобный плач слышался то за окном, то над крышей. В нем звучал не призыв на помощь, а тоска, сознание, что уже поздно, нет спасенья» (Ведьма) [12, с. 375], «Во всем этом слышались и злобствующая тоска, и не удовлетворенная ненависть, и оскорбленное бессилие того, кто когда-то привык к победам» (На пути) [13, с. 463].
Таким образом, образ метели создается с помощью лексики двух противоположных тематических групп. У А.П.Чехова он осмыслен архетипическим образом (архетип Трикстера), одним из самых древних образных способов познания мира, действительности. Отсюда антропоморфность образа метели, т.е. наделение природного явления человеческими качествами (грозило, умоляло, рыдало и т.д.), высокая частотность употребления глаголов, что обусловлено динамической сущностью самого образа. “В миросозерцании А.П.Чехова эти природные стихии соответствуют ощущению “холода жизни” и неуправляемой игры случая, неподвластных человеку сил” [14, с. 14].
В основе зимнего пейзажа лежат враждебные человеку силы природы. Метель с ее выраженным стихийным началом у А.П.Чехова – знак смятения, социального или духовного
Библиографический список
- Кочнова К.А. Лексико-семантическое поле «Природное время» в языковой картине мира А.П.Чехова: дис…канд.филол.наук. Н.Новгород: ННГУ, 2005. 176 с.
- Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. М.: Наука, 1974-1983. т.4.
- Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. М.: Наука, 1974-1983. П. т.3.
- Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. М.: Наука, 1974-1983. т. 6.
- Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. М.: Наука, 1974-1983. т. 8.
- Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. М.: Наука, 1974-1983. т. 4.
- Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. М.: Наука, 1974-1983. т. 4.
- Юнг К.Г. Архетип и символ. М.: Ренессанс, 1991. 304 с.
- Майкова А.Н. Архетипы и архетипические образы // Филологические науки. 1999. № 4. С. 21-26.
- Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. М.: Наука, 1974-1983. т. 5.
- Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. М.: Наука, 1974-1983. т. 5.
- Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. М.: Наука, 1974-1983. т.4.
- Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. М.: Наука, 1974-1983. т.5.
- Кожуховская Н.В. Эволюция “чувства природы” в русской прозе XIX в.: автореф.дис… докт.филол.наук. Сыктывкар, 1998. 21 с.