УДК 82.882

ЗНАКОВЫЙ КОМПОНЕНТ «РЕЧЬ – МОЛЧАНИЕ – ПЕСНЯ» В ФИЛОСОФСКО-ЭСТЕТИЧЕСКОМ КОДЕ ПЕТРУШЕВСКОЙ – МЕЙЛЕРА

Штырова Алима
Университет им. Константина Философа в Нитре (Словацкая республика)

Аннотация
В статье сопоставляется концепция фильма «Песнь палача», архетип героя-странника и его отражение в фольклорном сознании с местом народного песенного творчества в философско-эстетической системе Л. Петрушевской; отмечается близость в интерпретации ряда «речь – молчание – песня»; рассматривается общность отдельных аспектов русской и американской фолк-культуры.

Ключевые слова: Мейлер, Петрушевская


THE SIGN COMPONENT “SPEECH – SILENCE – SONG” IN THE PHILOSOPHICAL AND ESTHETICAL CODE OF PETRUSHEVSKAYA’S – MAILER’S

Shtyrova Alima
Constantine the Philosopher University (Nitra SR)

Abstract
The article juxtaposes the concept of the movie The Executioner’s Song, the archetype of the wandering hero and its reflection in the folk conscience with the position of the folk songs in the philosophical and esthetical system of L. Petrushevskaya; emphasizes propinquity in interpreting the series “speech – silence – song”; analyzes the common features of specific aspects the Russian and American folk cultures have.

Библиографическая ссылка на статью:
Штырова А. Знаковый компонент «речь – молчание – песня» в философско-эстетическом коде Петрушевской – Мейлера // Филология и литературоведение. 2013. № 7 [Электронный ресурс]. URL: https://philology.snauka.ru/2013/07/526 (дата обращения: 20.07.2023).

В «Девятом томе» Л. Петрушевская, рассматривая эстетическую категорию ужасного, ссылается на имя Нормана Мейлера: «Ужасное, однако, – это низшая, грубая форма трагедии. То, что больше подлежит суду и медицине, а не искусству. В искусстве ужасное редко. «Рассказ о семи повешенных» Леонида Андреева. «Записки приговоренного к смертной казни» В.Гюго. «Песнь палача» Нормана Мейлера»[1]. Таким образом, можно утверждать, что концепция писателя была значима для Петрушевской. Каким образом творчество Нормана Мейлера могло повлиять на философско-эстетическую концепцию русской писательницы?
Народные песни есть выражение истинно народного бессознательного, архетипического: все жизненные истории, все человеческие судьбы в многообразных вариациях нашли в них отражение. Все человечество Петрушевская рассматривает как своеобразную модель «хора»: у каждого своя партия, но поют они, из поколения в поколение, одни и те же песни. Жизнь человека в контексте народных песен можно рассматривать как систему, которая функционирует как слаженный механизм, и все в ней предопределено рамками жанра и фабулы. Сама писательница рассматривает песню в культурно-историческом контексте общего развития человека как самое искреннее, непосредственное, неподдельное выражение переживаний, которое невозможно подделать и которое является своего рода изначально заложенной в человеке генетической программой: «Здесь я должна выдвинуть гипотезу – что же такое для человека есть пение. Начнем с того, что оно гораздо древнее человеческой речи. Если нарушена речь, человек может петь (заики, не способные говорить, легко поют). Моя мама, давно и безнадежно лежавшая вроде бы без сознания, спела со мной дуэтом в присутствии вызванного врача песню «По Дону гуляет». Врач стоял онемев. До того он сказал, что моя мама уже отключена от мира, конец. Говорить мама не могла, но пением в последний раз показала, что жива и все слышит…» [2]. Ту же идею писательница выражает в сборнике «Парадоски»: «для человека песня – неудержимая потребность воя».
Фильм «The Executioner’s Song» (“Песнь палача” – 1982) не слишком известен широкой публике. Ответ, что могло привлечь Петрушевскую в этой картине, мы получаем с первых же кадров, когда возникает картина равнины и дороги, ведущей в маленький городок, где будет жить после освобождения из тюрьмы опасный преступник Гари Гимор. Поражает то, что песня на английском языке мгновенно понятна и без перевода: ее ритмика и мелодия заставляет вспомнить русскую народную песню «По диким степям Забайкалья»:

Waylon Arnold Jennings, “On the Road Again” (1980): “On the road again/Just can’t wait to get on the road again/The life I love is makin’ music with my friends/And I can’t wait to get on the road again/On the road again/Goin’ places that/ I’ve never been/Seein’ things that I may never see again, /And I can’t wait to get on the road again” [3]// “Бродяга” (“По диким степям степям Забайкалья”) (музыка и слова народные): «По диким степям Забайкалья, / Где золото роют в горах, / Бродяга, судьбу проклиная, / Тащился с сумой на плечах. / Бежал из тюрьмы тёмной ночью / В тюрьме он за правду страдал./Идти дальше нет уже мочи. /Пред ним расстилался Байкал”.

Герой Фильма “Песнь палача” после многолетнего заключения оказывается на свободе. Выходя из дверей аэропорта, он говорит: «я на воле». Дорога, огни машин, горы – все восхищает его, как ребенка. Но на свободе ли он в самом деле? В мире свободных, как ему пока кажется, людей все отличается от того, к чему он привык: другая музыка, другие правила общения, условности поведения, например за столом или при знакомстве с девушкой, которыми он не может овладеть мгновенно. Кузина Бренда, взявшая его под опеку, признается, что сама, живя на свободе, чувствует себя «как в тюрьме». О тюрьме на свободе напоминает герою и механическая, регламентированная работа в мастерских. Он искренне хочет быть полезным – но не справляется с ритмом обычной размеренной жизни, которая подобна работе раз и навсегда заведенного механизма. Его мировоззрение синхронизируется только со свободолюбивой музыкой Вэйлона Дженнингса, с музыкой свободного ветра.
Характер героя амбивалентен: он заключает в себе что-то детское, наивное, чистое и открытое, но при этом он вор и жестокий убийца, расстрелявший двух человек без видимой на то причины. Это герой – индивидуалист, который идет против общества и против морали, потому что он не в силах отказаться от свободы самовыражения, от того, чтобы определенно выразить свою позицию.
Его поведение психопатично, но он, прежде всего, честен и верен себе, по-своему благороден. Когда окружающие узнают его больше, он вызывает к себе уважение и симпатию, даже любовь. У него есть свои представления о справедливости. Он полжизни провел в тюрьме и уверен, что у него такая карма: это его путь, и больше ничей («у всех своя индивидуальная душа»). Он прям в общении, не соблюдает условностей, он живет быстро. Он – сама свобода, вечный бунтарь, борющийся против лжи и условностей. Герой не умеет того, что необходимо на свободе: не смог выучить те условности, которые прежде всего запрещают вторгаться в чужое личное пространство, справиться с двойной моралью. Он вносит определенность, совершая импульсивные действия. Он борется со своей судьбой, персонифицированной в виде людей, с которыми ему пришлось столкнуться по жизни.
Жизнь на свободе для Гарри – это жизнь в тюрьме. В обществе убийства совершаются благопристойно, без применения оружия. Люди, которым верит герой, убивают его словами (например сцена жестокого насилия над Николь, когда она сознательно провоцирует его агрессию. Но она не хочет понять, как обидно ему слышать от любимой женщины слово «партнер»: оно бьет его в самую беззащитную часть сердца, напоминая о гомосексуальных связях в тюрьме. Напротив, она сознательно жестоко мстит ему, произнося эти слова).
Кузина Бренда не принимает его подругу, с которой он связывает надежды на новую жизнь, отзываясь о связи с ней как о верном пути на самое дно и уничтожая его право на свободный выбор. Он не чувствует себя самостоятельной личностью, имеющей право на свой выбор. На воле, живя среди гор, под голубым небом, он не свободен. У него один маршрут путешествий: «дом – работа» и нет возможности свободно выразить свой внутренний мир, откровенно сказать о том, как он хочет любви.
Кузина Бренда встречает его словами: «ты настоящий преступник». Герой, при всей его прямоте, в глазах окружающих предстает амбивалентным (на вопрос: «ты дьявол?» он отвечает: «Дьявол не может любить. Может быть, я очень далек от бога и от дьявола. Я очень близко знаю зло»). Все опекают его, как ребенка, следят, чтобы он не сбился с правильного пути. В его глазах свобода предстает как новая тюрьма, как напоминание о его неполноценности, отказ в признании полноценным членом общества, унижение. Он вспыльчивый агрессивный психопат, взрывающийся от требований, которые ему предъявляются прямо, от неудач.
Перед нами вечный бродяга – архетипический образ, и поразительно, что настолько близки английский и русский фольклор. Гарри Гилмор ничего не мог сказать о себе (кроме вошедшего в историю «Let do it»), но о нем, о его вечном странничестве и жестокой судьбе, не давшей ему желанного места в кругу людей, да и в самой жизни, о его мужественности, прямоте и благородстве исчерпывающе подробно говорит песня, общая для русских и американцев . Песня – это ответ в защиту не понятого обществом Гарри и обвинение людям, которые добровольно выбирают жизнь в тюрьме, потому что у них не хватает душевного величия. Название фильма пародоксально, потому что сам главный герой не поет.
По мнению Л. Петрушевской, как говорилось выше, народная песня сосредоточила в себе все национальные и универсальные культурные коды. В рассказе «Выбор Зины» героиня так же молчит и так же создает вокруг себя стену молчания. Она – преступница, осуждаемая всем своим родом. И песня тут выступает как речь – героиня безгласна, народная речь за нее говорит, ее судьба – это известная фабула народной песни.
Сюжет для песни – жизнь. Завязка трагедии в рассказе «Выбор Зины» напоминает фабулу известного русского романса «Смерть ямщика»:
Степь да степь кругом,
Путь далек лежит,
В той степи глухой
Умирал ямщик.
Необходимо иметь в виду, что этот сюжет для русской литературы был очень важен в силу своей метафоричности. Существует поговорка «жизнь как песня» (жизнь красивая, гармоничная). У жизни, как и у песни, есть своя фабула, свое развитие «сюжета». Песни слагает сама жизнь. Есть пословица: «Какая жизнь, такие и песни» (ее вариант: «какая душа, такие и песни»). Песни в русской национальной культуре были голосом (или, если песня грустная, криком, стоном души).
Сюжет рассказа напоминает один из сюжетов городского или «жестокого» романса (жанровая разновидность русского романса). Это как бы погружает истории героев в контекст общенационального менталитета. Романсы – жанр, в котором лирический сюжет сочетается с линейно разворачивающимся эпическим сюжетом, что роднит романс с балладой. По мнению М. А. Тростиной, «образная система жестокого романса небогата. В ней насчитывается небольшое число персонажей, резко противопоставленных друг другу по своим духовным качествам, намерениям, жизненной позиции. В романсе, таким образом, сохранено традиционное для фольклорных произведений деление героев на положительных и отрицательных. [...] Но главное место среди героев жестокого романса занимают так называемые «безвинно виноватые», «оправданные преступники», герои, совершившие преступление как бы не по своей воле. [...] Изложенная в произведении исповедь их души склоняет слушателя в сторону оправдания героев: они вызывают сочувствие, сострадание, а жестокий приговор, заключенный в финале романса, воспринимается как незаслуженное наказание. Эмоциональный накал страстей нередко завершается для исполнителя и слушателя слезами сопереживания героям. В этом еще одна характерная черта произведений данного жанра» [4].
Романс, песенная культура – это средство трансляции культурного опыта от поколения к поколению. Романсы (и предлагаемые ими решения жизненных ситуаций) фиксируют весь опыт народной истории и входят в психику личности как часть ее бессознательного. Герои Петрушевской как бы воспроизводят в своей жизни сюжет, представленный в романсах. Их жизнь становится «песней», спетой в ответ на другую «песню», а выбор тематики диктует сама жизнь. В истории человечества возникает печальный песенный диалог, в котором герои дают свой ответ на дилемму. Их выбор жестко предопределен историческими событиями (Великая Отечественная война, голод, смерть отца семейства, необходимость работать, невозможность выжить втроем) и в какой-то степени развязкой, которая есть в романсе. Романс запускает механизмы социальной памяти, и «герои» новых поколений (Тома, Валя) обречены присоединиться к уже известному сценарию, к романсной фабуле, зафиксировавшей коллективный опыт и исторически сложившиеся решения, накопленные многими поколениями. Жизнь, страх перед голодом, страх перед смертью других детей, безысходность заставили Зину убить своего ребенка. Петрушевская показывает ужас обыденного; о страшном говорится спокойно и рассудительно, с отстраненностью, которая подчеркивает трагизм. А ответ на вопрос – «виновна ли героиня» – в песне «Смерть ямщика».
Таким образом, в концепции фильма «Песнь палача» и в рассказе Л. Петрушевской «Выбор Зины» дается сходная трактовка феноменов внешней речи (которая не может выразить истины и поэтому бесполезна), молчания (за которым стоит понимание невозможности объясниться) и фольклорной песни, которая вербализирует печальный опыт человечества и таким образом является косвенным, но единственным действенным средством выражения всеобщей гуманистической близости и сопричастности людей универсальному опыту человечества.


Библиографический список
  1. Петрушевская Л. Девятый том. URL: http://read24.ru/read/lyudmila-petrushevskaya-devyatyiy-tom/33.html (дата обращения: 21.06.2013)
  2. Петрушевская Л. Бег. Эссе. In: Домашний Очаг 26.11.2010 URL: http://www.proshkolu.ru/club/bards/blog/101129(дата обращения: 21.06.2013)
  3. Jennings W. A.  On the Road Again. URL: http://www.lyricsondemand.com/soundtracks/f/forrestgumplyrics/ontheroadagainlyrics.html (дата обращения: 21.06.2013).
  4. Тростина М. А. Жестокий романс: жанровые признаки, сюжеты и образы. URL: http://www.ec-dejavu.net/c/Cruel_romance.html (дата обращения: 21.06.2013).


Все статьи автора «Штырова Алима Николаевна»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться: