Само понятие «национально-культурные реалии» (лат. reālis; англ. reali) прочно вошло в обиход и широко применяется современными исследователями в области лексикологии, лексикографии, лингвокультурологии, теории и практики перевода, этнологии и этнографии. Но несмотря на регулярность использования данного термина, унаследованного из классических грамматик, следует отметить, что не сформировалось достаточно четких критериев его точного определения. В отдельных случаях его трактуют максимально узко (ограничивая реалии предметами быта, объектами культуры известными лишь населению конкретного региона) или максимально широко (включая в их состав предметы быта и объекты культуры, известные эрудированной публике во всем мире, топонимы, мифонимы, наименования праздников, растений, животных, названия политических партий, имена известных политиков, писателей, композиторов и т.п.).

На наш именно отсутствие лексического эквивалента и интерес к национально-культурным, религиозным, политическим, социально-экономическим и другим особенностям жизни населения других стран является важнейшим стимулирующим фактором заимствования лексики других языков.

О национально-культурных реалиях, как лексических единицах, фиксирующих особенности национальной жизни, конкретных, специфичных элементов своеобразия национального мышления и поведения, в российском языкознании впервые заходит подробная и обстоятельная речь в начале 1950-ых годов. Так, например, Л.Н. Соболев не только употребляет данный термин в его близкой к современной интерпретации, но и дает характеристику важнейшим национально-культурным реалиям российской жизни того времени [1, с. 13]. Достаточно серьезно и также сугубо с лингвистической точки зрения заводит разговор о реалиях и А.Е. Супрун, рассматривая их как «экзотическую» лексику [2, с. 21].

В современное время данный термин все чаще подвергается конкретизации. Так, например, Е. Баярсайхан использует термин «этнокультурные реалии» [3, с. 5], М.М. Мчедлова – социокультурные реалии [4, с. 6], Л.Х. Самситова – реалии культуры [5,с. 8] и т.п.

В.П. Фелицына и Ю.Е. Прохоров обращают внимание на специфику национально-культурных реалий, использующихся в составе фразеологии, пословиц и поговорок, речевых социокультурных стереотипах, коммуникативном поведении в целом [6, с. 24].

В.П. Берков, например, использует понятие «национально-культурные реалии, относя к ним безэквивалентную лексику, а именно «названия присущих только определенным нациям и народам предметов материальной культуры, фактов истории, государственных институтов, имена национальных и фольклорных героев, мифологических существ и т. п.» [7, с. 134].

С.Г. Тер-Минасова к национально-культурным реалиям относит лексику, обозначающую предметы и явления, связанные с историей, культурой, экономикой и бытом страны другого языка, которые отличаются полностью или частично по своему концептуальному содержанию от родного языка, также в свою очередь понятийно и культурно сложного для иностранцев [8, с. 76].

Решающим фактором, мотивирующим понимание тех или иных объектов, событий и явлений к национально-культурным реалиям является в большинстве случаев их узкая национальная специфика и колорит, необходимость использования экспликации или описательного перевода при передаче их на другой язык при помощи транскрибирования, транслитерации или калькирования.

Л.Л. Нелюбин, исследуя национально-культурные реалии, отмечает, что данные «понятийно безэквивалентные слова» по своей форме ничем не отличаются от обычных слов, однако, для двуязычного человека, носителя двух различных по своей специфике культур, они понятны, а для человека, владеющего только одним (своим родным) языком, представляют собой не разрешимую без обращения к специальным справочникам и словарям загадку [9, с. 97]. Поэтому, в процессе интенсивной межкультурной коммуникации приходится овладевать не только новой лексико-семантической системой, но и новой системой культурных смыслов, находящих свое выражение во фразеологии, пословицах, поговорках, терминологии, речевых стереотипах, лингвистическом и экстралингвистическом контексте.

Интерес к национально-культурным реалиям британского, американского, австралийского, новозеландского вариантов английского языка, обусловленным особенностями словообразования, их понятийной специфике и использованию в различных дискурсах и областях профессиональной коммуникации во многом определил выделение различных видов, типов и классов реалий, обусловленное, прежде всего, спецификой их перевода на другие языки.

Так, например, выходцы из Великобритании, столкнувшись на американском континенте, в Австралии, Индии, Новой Зеландии, южной Африке с новыми для них видами животных и растений и новыми природными условиями, заимствовали эти названия у индейцев, индийцев, аборигенов и других этнических групп: opossum «опоссум, сумчатая крыса»; (южноамериканская реалия мира природы); kangaroo «кенгуру» (австралийская реалия мира природы) [13].

Многие прочно вошедшие в состав современного английского языка национально-культурные реалии были заимствованы из языков других европейских стран, с которыми Великобритания была тесно связана культурно, экономически и политически. Так, например, из испанского языка были заимствованы такие слова, как: ranch «ранчо»; Mexican Spanish rancho «маленькая ферма» [13].

Из нидерландского языка в современный английский язык попали такие реалии, как: boss «хозяин, шеф, босс» Dutch baas «хозяин»; cookie «домашнее печенье; булочка» Dutch [koekje] «торт», «пирожное».

Большинство из приведенных выше испанских, австралийских и нидерландских реалий были заимствованы и в современный русский язык boss (англ.) – босс; rancho (исп.) – ранчо; kangaroo (англ.) -кенгуру, при этом достаточно часто не непосредственно из своего языка (первоначального источника), а из английского языка как языка-посредника, что было обусловлено интенсивным экономическим и культурным сотрудничеством Великобритании (в свое время крупнейшей империи в мире) и России.

Важно знать, что несмотря на большую территориальную близость Великобритании к Испании и Нидерландам эти и многие другие испанские и нидерландские реалии впервые вошли в обиход в американском варианте английского языка и лишь затем оказались в лексиконе и британцев.

С течением времени многие из национально-культурных реалий, оказавшись в новой языковой картине мира (британском, американском, австралийском, новозеландском вариантах английского языка), приобрели непривычные для языка-оригинала ассоциативные смыслы, что привело и приводит к появлению новых вариантов их интерпретации, обусловленных использованием их в необычном контексте и необходимостью выражения иного концептуального смысла.

Так, например, в настоящее время обусловленная австралийским вариантом английского языка лексема kangaroo стала употребляться также для обозначения: а) аборигенов, коренных жителей Австралии; б) тех, кто продвигается вперед большими рывками, скачками, подражает кенгуру; в) акций австралийских горнодобывающих компаний; г) биржевиков, спекулирующих на этих акциях [13],[14].

Заимствованная из нидерландского языка первоначально в американский вариант, а затем и в британский вариант английского языка лексема boss приобрела такие необычные для языка-оригинала концептуальные смыслы, как: а) лидер партии, политический босс; б) десятник; в) быть хозяином; распоряжаться; г) нанимать на работу, контролировать, доминировать [13],[14].

Заимствованное из испанского языка изначально в американский вариант английского языка существительное ranch приобрело также значение «дом хозяина фермы; одноэтажный дом в пригороде» (обычно длинный, с пологой крышей) [14], а благодаря конверсии, используясь в качестве глагола, стало обозначать не только «ранчо; крупное фермерское хозяйство», но и: «заниматься скотоводством» (жить на ферме и управлять ею); «отводить землю под пастбище»; «использовать землю как пастбище»; «выпускать скот на пастбище» [13],[14].

Данные непривычные для исконного языка концептуальные смыслы обусловлены семантической деривацией, осуществляющейся благодаря метафорическому, метонимическому, гиперонимическому и гипонимическому переосмыслениям.

Переосмысление реалий других стран и народов, вошедших в лексический состав английского языка чаще всего осуществляется благодаря метафоре kangaroo «кенгуру» [13] и метонимии ranch «ранчо» [15]. Являясь важнейшими инструментами изменения концептуальной картины мира на основе использования уже существующей лексики. Благодаря метафоре, как правило, осуществляется более глубокая трансформация связанных с каждой отдельной реалий когнитивных установок, в результате чего более слово приобретает яркую экспрессивную окраску и более сложные для адекватной интерпретации имплицитные смыслы, чем при использовании метонимии.

Кроме метафоры и метонимии как инструменты изменения концептуального содержания реалий используется также гипонимия (переход от общего понятия к частному, более конкретному случаю) и гиперонимия (переход от частного, конкретного понятия к его общему содержанию) [10, с. 145]. В теории и практике перевода аналогичные гипонимии и гиперонимии преобразования, обусловленные интерпретацией каждой отдельной единицы перевода, часто обозначают при помощи терминов «конкретизация» и «генерализация» [11, с. 63].

Примеры гипонимического и гиперонимического переосмысления свойственного каждой отдельной реалии концептуального смысла можно достаточно часто найти в семантической структуре их ЛСЗ: boss «шеф, руководитель» – гипонимия; cookie «домашнее печенье, булочка» – гиперонимия [15].

Обусловленные стремлением к трансформации существующей концептуальной картины мира метафорические, метонимические гипонимические и гиперонимические изменения концептуального смысла национально- культурных реалий, заимствованных из других народов мира, мотивируются необходимостью совершенствования понимания языковой личностью окружающего мира, получающего в результате качественно иную интерпретацию  [12, с.  57]

Национально-культурные реалии, являющиеся важной составной частью общеупотребительной и профессионально обусловленной лексики, имеют сходные тенденции к полисемии и достаточно часто подвергаются переосмыслению благодаря метонимической, мета­форической гиперонимической и гипонимической деривации их исходного, обусловленного концептуальной картиной мира языка-источника заимствования концептуального смысла [4, с. 15].

Возникновение новых, непривычных для концептуальной картины мира языка-источника концептуальных смыслов связано, прежде всего, с изменением микроконтекста (использованием ее в сочетании с лексической единицей, указывающей на неверность интерпретации реалии в ее исходном лексическом значении) и макроконтекста (использованием данной реалии в непривычном для нее дискурсе или его разновидности).

Как мы видим, активное переосмысление в британском, американском, австралийском, новозеландском вариантах английского языка национально-культурных реалий обеспечивает данному языковому сообществу возможность взглянуть иначе на окружающий мир, связать вместе в чем-то концептуально близкие и в чем-то концептуально далекие друг от друга понятия. Таким образом, заимствованные из других языков мира реалии в своем первоначальном, семантически не производном ЛСЗ связываются чаще всего с другой по своей специфике национальной культурой, природно-географической средой, флорой и фауной, историей, политическими, социальными, экономическими особенностями, искусством, религией, бытом, обычаями и традициями. Однако, продолжительное использование заимствованных британским, американским, австралийским, новозеландским вариантами английского языка из других языков мира национально-культурных реалий достаточно часто приводит к расширению и обогащению концептуальной картины мира, выходящей далеко за пределы понятий, лежащих в основе их привычного лексического значения.

1. Соболев Л. Н. Пособие по переводу с русского языка на французский. – М.: Изд. лит. на иностр. яз., 1952. – 387с.
2. Супрун А. Е. Экзотическая лексика. — Филол. науки. – М., 1958, № 2, с. 50 – 54.
3. Баярсайхан Е. Лексика современного монгольского языка, отражающая этнокультурные реалии: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. к.филол.н. – М., 1998. – 29 с.
4. Мчедлова М.М. Религия и политические императивы: социокультурные реалии современности. – М.: Российский университет дружбы народов, 2011. – 229 с.
5. Самситова Л.Х. Реалии башкирской культуры: словарь безэквивалентной лексики башкирского языка. – Уфа: Китап, 2006. – 214 с.
6. Фелицына В.П., Прохоров Ю.Е. Русские фразеологизмы: Лингвострановедческий словарь. – М.: Высш. школа, 1990. – 432 с.
7. Берков В.П. Двуязычная лексикография. – М.: Астрель, АСТ, Транзиткнига, 2004. – 236 с.
8. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. — М.: Слово/Slovo, 2000. – 624 с.
9. Нелюбин Л.Л. Лингвостилистика современного английского языка. – М.: Флинта, Наука, 2007. – 254 с.
10. Никитин М.В. Лексическое значение слова. – М.: Наука, 1983. – 286 с.
11. Алексеева И.С. Профессиональный тренинг переводчика: учебное пособие по устному и письменному переводу для переводчиков и преподавателей. – СПб.: Союз Перспектива, 2008. – 157 с.
12. Крючкова Н.В. Концепт – Референция – Коммуникация. – Саратов: ИП Баженов, 2009. – 390 с.
13. Collins English Dictionary. – HarperCollins Publishers, 2006. –http://www.slideshare.net/RalphPilkington/large-ennglish-dictionary-free-to-download-pdf (дата обращения: 19.05.2015).
14. Longman Dictionary of Contemporary English. – Longman, 2005. - http://www.ldoceonline.com/(дата обращения: 19.05.2015).
15. Hornby E.S. Oxford Dictionary of English. – Oxford, New York etc.: Oxford University Press, 2005. –http://ojovyg.files.wordpress.com/2014/06/oxford-advanced-learners-dictionary-of-current-english.pdf (дата обращения: 19.05.2015).

Все статьи автора «Адзиева Эльвира Серажединовна»