УДК 82

О ДВУХ ЭПИЗОДАХ “ШТОССА”

Заславский Олег Борисович
Харьковский национальный университет им. В. Н. Каразина

Аннотация
Соответствие между сюжетами "Штосса" и "Лесного царя" выявляет содержательный смысл во встречах Лугина с извозчиком и мальчиком (которые иначе могли бы считаться вспомогательными эпизодами).

Ключевые слова: Вацуро, Глассэ, Лесной царь, Лугин, Штосс


ON TWO EPISODES OF "SHTOSS"

Zaslavskii Oleg Borisovich
Kharkov V. N. Karazin National University

Abstract
It is the correspondence between plots of "Shtoss" and "Der Erlkönig" that reveals hidden meaning in meeting of Lugin with a cabman and a boy. Otherwise, these episodes would look pure auxiliary.

Библиографическая ссылка на статью:
Заславский О.Б. О двух эпизодах "Штосса" // Филология и литературоведение. 2014. № 6 [Электронный ресурс]. URL: https://philology.snauka.ru/2014/06/832 (дата обращения: 25.08.2023).

Постановка задачи

В истории изучения “Штосса” был период, когда делались попытки представить повесть как сугубо антиромантическую.  К настоящему времени  это представление устарело – после работ В. Э. Вацуро [1] и Ю. В. Манна [2] стало совершенно ясно, что “трактовка всей повести как антиромантической встречает затруднения почти непреодолимые” [1, С. 249]. Однако выявление романтических традиций в “Штоссе” отнюдь не отменило вопрос о соотношении романтизма и реализма в повести. Например, в начале 2-й главки есть фрагмент, повествующий о поисках Лугиным дома Штосса. В нем дано описание городского пейзажа, которое рядом исследователей рассматривалось как предвестник натуральной школы (что и служило ранее одним из аргументов антиромантической трактовки). Однако активность романтических тенденций заставляет усомниться в том, что роль упомянутого отрывка является чисто описательной, и поставить вопрос о том, нет ли в нем какого-то скрытого смысла, связанного с основным действием.

Главная цель настоящей статьи – показать, что в этом отрывке действительно есть два эпизода, соотносящиеся с центральной проблематикой повести. Один из них  – это встреча с извозчиком на Кокушкином мосту. Причина, по которой этому эпизоду не было уделено должного внимания, состоит в том, что указанная проблематика дана в повести не явно, а вычленяется далеко не очевидным образом лишь в ходе структурного анализа. В серии предыдущих работ [3] – [5] нами обнаружено, что сюжет “Лесного царя” (произведения, об исполнении которого говорится в 1-й главке повести) играет для “Штосса” роль генератора сюжета самой повести, воспроизводится в ней на разных уровнях и в разных обличьях и принадлежит самому ее смысловому ядру. В предлагаемой статье показано, что и данный эпизод включается в этот ряд. Именно это служит главной мотивацией, почему данная (казалось бы, второстепенная) деталь оказывается предметом отдельной работы.

В той или иной форме исследователи уже почувствовали, что интерпретация  отрывка с поисками Лугина в духе наивного реализма явно недостаточна. В. Э. Вацуро отметил, что “пейзаж при внешней его «физиологичности» и приземленности насквозь субъективен” [1. С. 240]. Далее во встрече Лугина с извозчиком он делает акцент на реакции Лугина, которому молчание извозчика кажется странным, и “это есть знак разрушения коммуникативных связей” [1. с. 240]. Однако Вацуро ограничился указанием на субъективный фактор. Вместе с тем, в повести есть объективные, не зависящие от восприятия персонажа элементы, которые, как мы покажем ниже, заставляют увидеть в этом (казалось бы, проходном) эпизоде проявление ее важнейших структурных особенностей.

Эпизод с извозчиком был подробно проанализирован в работе А. Глассэ [6], где была сделана попытка вписать эту встречу в общий фантастический колорит повести. К сожалению, ее трактовка, на наш взгляд, не согласуется с текстом, так что ниже предлагается новый анализ той же сцены.

Помимо встречи с извозчиком, к этому же ряду относится и встреча Лугина с мальчиком, который окончательно направил его к искомому месту. Мы и здесь выявляем мотивные связи с общим смысловым ядром повести.

“Лесной царь” и сюжет “Штосса”

Чтобы сделать изложение замкнутым, здесь мы вкратце упомянем те результаты работ [3] – [5], которые необходимы для понимания дальнейшего (в указанных статьях читатель может найти подробно изложение и обоснование).

Целый ряд ситуаций, представленных или упомянутых в «Штоссе», является воспроизведением сюжетной схемы “Лесного царя” и может быть описан в общем виде как «Некто лишается своего творения, которое попадает в руки чуждых сил (или сам платит своим творением как средством)». Ездок лишается ребенка, похищаемого Лесным царем, «первые артисты столицы» платят своим искусством за право попасть в аристократические салоны, старик – привидение играет в карты на дочь. Дом Штосса находится неподалеку от Кокушкина моста. Этот мост был назван так по фамилии купца Василия Кокушкина, дом которого находился на углу Садовой улицы и Кокушкина переулка. Однако в контексте повести важно не реальное происхождение названия, а его роль в общей системе мотивных  связей: здесь актуализуется само слово “кокушка” (кукушка) как беззаботная мать, покидающая детей.  Есть также основания полагать, что мотив творения должен был организовать несостоявшееся продолжение “Штосса”: согласно предложенной нами реконструкции, Лугин должен был сделать ставку в карточной игре с привидением на женский портрет собственной работы.

Встреча с извозчиком 

Переходим к непосредственному обсуждению эпизода встречи Лугина с извозчиком. Напомним соответствующий фрагмент: « − Где Столярный переулок? − спросил он нерешительным голосом у порожнего извозчика, который в эту минуту проезжал мимо его шагом, закрывшись по шею мохнатою полостию и насвистывая камаринскую.

Извозчик посмотрел на него, хлыстнул лошадь кончиком кнута и проехал мимо» [7. С. 356].

Всё это происходит неподалеку от границы двух миров – того места, где расположен дом Штосса, который в дальнейшем оказывается отчасти принадлежащим фантастическому пространству (и куда вот-вот должен попасть Лугин) и остальным Петербургом. Поэтому здесь актуализуется универсальная символика коня как переносчика, посредника между мирами – подобно тому, как это имеет место и в «Лесном царе». Целый ряд других обстоятельств, как мы увидим, также говорит в пользу значимости “Лесного царя” в данном эпизоде. Но сначала необходимо просто разобраться с тем, что непосредственно в нем происходит – ряд важных деталей в нем дан столь лаконично, что даже на самом поверхностном уровне текста оказывается необходимой минимальная реконструкция сцены в целом.

В эпизоде встречи Лугина с извозчиком важно не только местоположение, но и направление движения извозчика. Глассэ полагает, что «естественное объяснение поведения извозчика – простое. Он и его экипаж закрывают от Лугина вид на вход в переулок» [6. С. 28]. Такое объяснение могло бы иметь смысл только в том случае, если бы герой уже успел покинуть Кокушкин мост, по которому шёл непосредственно перед этой встречей, а извозчик ехал перед ним по набережной в направлении поперек движения Лугина. Однако уже после разговора с извозчиком в тексте появляется фраза «Он сошел с моста» [7. С. 356]. Поэтому встреча произошла ещё на мосту.

Остаётся два варианта направления движения извозчика – или навстречу Лугину или в том же направлении, что и он. То обстоятельство, что извозчик ехал «мимо», а не «навстречу» – аргумент в пользу одинакового направления. Ещё более важно, что «Извозчик посмотрел на него». Если бы он ехал навстречу Лугину, то он и так бы его видел. Однако раз сообщается, что «посмотрел», то, стало быть, извозчику пришлось сделать специальное усилие. Поэтому следует считать, что извозчик ехал вслед за Лугиным, а когда поравнялся с ним, Лугин задал вопрос (что стало возможно, так как извозчик ехал медленно – «проезжал мимо его шагом»), после чего извозчик и посмотрел на него.

Если бы извозчик ехал поперёк движения Логина, то его игнорирование вопроса выглядело бы действительно странно. Однако если принять сказанное выше, то получается, что хлестнув лошадь (и потому ускорив движение), извозчик проехал как раз в нужном направлении, то есть он тем самым и указал путь к Столярному переулку.

Одновременно, в этот ряд вписывается и насвистывание камаринской. Как заметила Глассэ [6. С. 28], здесь скрыта насмешка, связанная со 2-й строкой этой песни: «Ты куда это вдоль улицы бежишь?» Если бы извозчик ехал поперек движения Лугина, то скрытая насмешка потеряла бы свою точность, т. к. извозчик и Лугин двигались бы в разных направлениях (было бы непонятно, к кому из них отнести «вдоль улицы»). Однако если они движутся в одном, то это наблюдение Глассэ действительно приобретает смысл.

А. Глассэ [6. С. 28] замечает: «Когда извозчик перекрывает ему прямой проход в Столярный переулок, он изменяет его путь на тот, который ему предопределён». Даже если бы, сняв приведённые нами выше возражения, посчитать, что извозчик действительно перекрыл Лугину вид на Столярный переулок, это могло бы продолжаться только несколько секунд (тем более что извозчик хлестнул лошадь, в результате чего она должна была ускориться), так что это вряд ли могло сбить героя с толку. Объяснение, как и почему искривился путь Лугина в Столярный переулок, предложенное Глассэ, опирается на рациональный фактор (перегораживание вида на переулок) и не учитывает правильно отмечаемое ею нарастание атмосферы фантастического и необъяснимого. Лугина сбила с толку именно необъяснимая для него реакция извозчика, а не невозможность физически разглядеть за его фигурой прямой проход[1].

Раннее И. С. Юхнова [8. С. 256 - 258] попыталась связать звуки камаринской с проявлением двоемирия. По её мнению, разделение двух планов повести на реальный и фантастический дублируется разделением реального слоя повести на две музыкальные культуры – народную и салонную. Однако в повести не видно никакого взаимодействия между этими двумя культурными слоями, а также не видно связи между этими двумя дихотомиями. Между тем, предложенное нами выше объяснение не требует введения дополнительных предположений и рассматривает как проявление двоемирия не только звуки камаринской, но и эпизод в целом, исходя из локального контекста: и ездок с сыном в балладе, и Лугин сталкиваются с чуждым и непонятным миром «здесь и сейчас».

Ездок без седока 

Теперь обратим внимание, что извозчик ехал «порожним». Это значит, что перед героем появляется ездок без седока. Но это – не что иное как парафраз ездока без живого седока в «Лесном царе»! Такое отсутствие, пустота на месте, где в норме кто-то должен присутствовать, соответствует смерти, которая настигает сына в балладе. Так что ездок без седока прямо перед взором Лугина отправляется в то пространство, где находится таинственный дом с привидением, и где вскоре Лугину придется очутиться самому.

Обратим внимание на коммуникативное сходство: и в данной сцене и в «Лесном царе» происходит безуспешная попытка диалога. Ребёнок обращается к отцу, тот игнорирует его предупреждения. Лугин обращается к извозчику, но не получает от него ожидаемого ответа[2].

Встреча с ребенком

Неподалеку от Столярного переулка Лугин обращается к ещё одному персонажу: «Он сошел с моста и обратился с тем же вопросом к мальчику, который бежал с полуштофом через улицу». Тот объясняет, как достичь Столярного переулка. Таким образом, в этих поисках Лугину встречаются а) ездок без седока и б) ребенок. Такое сочетание персонажей напоминает ситуацию «Лесного царя». Причем Лугин встречает обоих персонажей на границе между реальным пространством и фантастическим, куда они и направляют Лугина. В результате двоемирие, характерное для “Лесного царя”, воспроизводится и в “Штоссе”, а указанные персонажи оказываются в положении медиаторов между обоими мирами[3].

Обратим еще внимание на любопытное звуковое соответствие. О мальчике сказано, что он “бежал с полуштофом через улицу” [3. С. 356]. Сочетание “што” встречается в тексте только в фамилии Штосса, названии карточной игры “штосс” и “полуштофе”. Это выглядит как звуковой сигнал при входе в фантастический мир, что косвенным образом подкрепляет соображения о роли мальчика как медиатора между мирами.

Заключение

Наблюдения, приведенные в данной работе, заставляют считать рассмотренные эпизоды нагруженными смыслом в гораздо большей степени, чем это представлялось до сих пор. Что особенно важно – они позволяют увидеть в структурном инварианте, связанном с ролью “Лесного царя”, существенно новую черту. А именно, этот инвариант обеспечивает не только смысловое, но и композиционное единство “Штосса”. Баллада Шуберта Гёте “Лесной царь” исполняется как музыкальное произведение в начальной части повести, причем сразу же после этого запускается сюжет – Минская “отправляет” Лугина на поиски таинственного дома. Вход в соответствующее пространство, где находится этот дом, также оказывается помечен знаками этого произведения (встречей с извозчиком без седока и мальчиком). Можно думать, что и завершение произведения, выход Лугина из фантастического пространства или окончательное в нем растворение также должны были быть связаны с образами, мотивами и / или сюжетом “Лесного царя”.


[1] Если считать, что извозчик перекрыл Лугину вид на переулок, в результате чего Лугин пошел боковым путем, было бы неправомерно считать извозчика медиатором между мирами (как это делает Глассэ) – скорее наоборот, получилось бы, что он невольно уводит Лугина оттуда. Однако как раз наше объяснение действительно заставляет считать извозчика медиатором.
[2] Лугин оказывается одновременно в положении и ребенка (безуспешно адресующегося к авторитету) и его отца (игнорирующего или не понимающего поступившую к нему информацию). Извозчик же соответствует здесь только отцу из «Лесного царя».
[3] О медиативной функции обоих персонажей пишет Глассэ [6. С. 28], однако без соотнесения с “Лесным царем”, хотя по нашему мнению именно это и является здесь главным.

Библиографический список
  1. Вацуро В.Э. Последняя повесть Лермонтова // М.Ю. Лермонтов: Исследования и материалы. Л., 1979.
  2. Манн Ю.В. “Фантастическое” // Лермонтовская энциклопедия. М., 1981.
  3. Заславский О. Б. О художественной структуре неоконченной повести Лермонтова. // Russian Literature. XXXIV-III (1993), P. 109 – 133.
  4. Заславский О. Б. Закончен ли “Штосс” ? // Известия РАН. Серия литературы и языка. Т. 71. 2012. N4, с. 52 – 59.
  5. Заславский О. Б. Повесть Лермонтова “Штосс”: идейная структура и сюжет. // Известия РАН. Серия литературы и языка. Т. 72. 2013. N 4, с. 27 – 39.
  6. Глассэ А. Баллада Гете – Шуберта «Лесной царь» в контексте повести М. Ю. Лермонтова «Штосс» // Московский Лермонтовский сборник. Вып. 1. Из пламя и света рождённое слово. М., 2008. С. 21–38.
  7. Лермонтов М. Ю. Сочинения: В 6 т. М.; Л., 1957. Т. VI.
  8. Юхнова И. С. Поэтика диалога и проблемы общения в прозе А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова. Докторская диссертация. Нижний Новгород, 2011.


Все статьи автора «olegzasl»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться: